цветок, который в то же время – плод.
И столько внешнего опять не в счет,
и столько древнегреческого в планах
у лепестков, берущих соки в главном,
чтоб никогда не увядать. Цветет
нас возвышающее постоянство
и лучший – здешний! – мир для чувства явствен
и вот уже доступен для ума,
уже есть вечное в том мимолетном, что нам
дано в на всех одном "сегодня",
где истина уже не так нема.
Москва 14.06.99 09.37
x x x
На свете, как всегда, тревожно
и столько красоты для глаз людей,
которым вместе с древностью – видней,
что правда и что ложь, и что мы можем,
когда иллюзией одно и то же
становится, и больше дней,
где есть повтор, не существует –
пей всегда иной нектар, душа! Ничтожна
опасность вновь открытия не сделать,
дойти в исканье страстном до предела,
додуматься в пути до тупика,
признать себя насытившейся сутью
того, о чем твой разум вечно судит
и бытия приносит нам река.
Москва 15.06.99 09.19
Из сонетов написанных в Киеве
x x x
Оглох Бетховен, чтоб была слышнее
та истинная музыка в нем,
что обжигала слух невеж огнем,
беся маститых новизной своею.
Оглох, чтоб глупость критиков развеять,
радеющих, по мненью их, о том,
чтоб лучше было созданное сном
и явью сделанное для умов – яснее,
чем истины привычные вокруг.
Что было б, если б гений вдруг
свои виденья предал по заказу
советчиков, ужившихся с гнильем?
Увы, тогда та быль, что мы поем,
была бы лживей в мире безобразном…
10:41 22.12.99
x x x
А если дальше углубиться… Дальше
есть два пути. Один – куда-то прочь,
в бесплодную уединеньем ночь, другой –
в ущельях толп создать удачи
среди похлеще виды повидавших,
в подруги взяв опасность, превозмочь
весь ужас кажущийся, скучный дождь
в мильоны скерцо перекрасить
и в Adagio из лучшего балета
превратить стихийных сил бессмысленную прыть,
и, в сумерках талантливо печалясь,
избранников общенья вспоминать
и сочинять и сочинять и сочинять
любовью приближаемую дальность.
Киев 18.06.99 10.41
x x x
Гордыня наказуема. Вспаривший
над якобы бессмысленной толпой
наказывается самим собой -
нет палача, который был бы ближе.
И рухнув не с небес – а с драной крыши
того, что пьяно и с заносчивой тоской
сооружалось, он за смысл глубокий свой
берется, некий зов как будто слыша
откуда-то – опять же! – изнутри.
И, суть свою до смерти уморив,
влачит он видимость существованья,
которое и без того давно,
как водится у нас, обречено,
пока оно совместностью не станет.
19.06.99 09.39
x x x
Солисты сходят с надоевшей сцены,
но рампа прошлого сияет им,
по-прежнему возвышенно-шальным,
по-новому роскошно-вдохновенным.
И древность устанавливает цены
на то, что не товар, а сизый дым,
но запах чей душе необходим
всегда, везде и всем, и непременно.
Ах, боже мой, как много значит дрожь,
в которую тебя бросает, сплошь
забытое уже совсем иными!
И так смешон заносчивый другой,
звук не умеющий добавить свой
в уже для всех назначенное имя!
Киев 20.06.99 12.12
x x x
Ах, эта музыка и дней скороговорка,
которую нам, грешным, не понять,
и лета смысл как самого огня,
и неба в даль распахнутые створки.
Растительны секунды. Соком горьким,
когда они, обвив собой меня, поят
с листков – надежды, что звенят
буддийским колокольчиком.
И только во мне подвластных мыслях время – рай,
где, хочешь, с вечностью самой играй,
а хочешь, – задержись навек в мгновенье,
держа свой путь по лучшей из дорог,
которую ты славно выбрать смог,
не очерняя жизни, вдохновенно…
Киев 21.06.99 10.47
x x x
Читая листья, люди лето чтят
и возникает в воздухе соборность,
идет работа ласковая, спорясь,
у мыслей, так похожих на утят,
что вырастут и в небе полетят,
забыв о том, что есть на свете скорость,
что редок здесь патрон, который холост,
и слишком густ живых мишеней ряд.
Играет гаммы бог на флейте утра.
Простор старательными снами убран -
не осознать сознанье Естества
и не осмыслить вечные законы
до самого конца… Листок зеленый
читает нас, мой друг. И мысль – жива.
Киев 09.19
x x x
Хочу в ямбические травы
упасть, как будто в глубину,
чтоб времени в глаза взглянуть
и в жизни кое-что исправить.
Лесные мысли сладко правы,
и нет сомнений, и вину
