Студент. Да зачем туда идти? Какие у него дела с полковником?
Юхансон. М-м… Кое-что предполагаю, но не знаю наверное! Сами узнаете, как попадете туда!
Студент. Я-то туда не попаду.
Юхансон. От вас самих же и зависит. Идите-ка на «Валькирию».
Студент. Разве это – путь туда?
Юхансон. Ну да, раз он вам пообещал! Глядите-ка, глядите на него, на боевой колеснице, запряженной нищими, и ни единого эре им в награду, лишь намек, что на его похоронах они кое-чем смогут поживиться!
Старик появляется, стоя в кресле, его везет один нищий, остальные идут следом.
Старик. Почтите благородного юношу! С опасностью для собственной жизни он вчера спас многих во время катастрофы! Слава тебе, Аркенхольц!
Нищие обнажают головы, но молчат. Фрекен в окне машет платочком. Полковник высовывается из окна. Старуха встает в окне. Девушка на балконе поднимает флаг доверху.
Рукоплещите, сограждане! Правда, нынче воскресенье, но вызволить овцу из колодца и сорвать колос в поле и в воскресенье не грех, а я, хоть и не родился в сорочке, обладаю даром пророчества и врачевания, ибо некогда вернул к жизни утопленницу… да, дело было в Гамбурге, таким же воскресным утром, как вот нынче…
Молочница входит, ее видят только Студент и Старик; она тянет руки вверх, как утопающая, и пристально смотрит на Старика. Старик садится, весь съеживается от ужаса.
Юхансон! Уведи меня отсюда! Скорей! Аркенхольц, не забудьте про «Валькирию»!
Студент. Что все это значит?
Юхансон. Будет видно! Будет видно!
В круглой гостиной; в глубине – белый изразцовый камин, на нем часы, канделябры; справа прихожая, из нее видна зеленая комната, обставленная мебелью красного дерева; налево стоит статуя под сенью пальм; ее можно зашторить; в глубине налево дверь в комнату с гиацинтами, там сидит фрекен с книгой. Полковника мы видим со спины; он сидит в зеленой комнате и что-то пишет. Бенгтсон, слуга, в ливрее, входит из прихожей с Юхансоном, тот во фраке и белом галстуке.
Бенгтсон. Ну вот, вы будете прислуживать за столом, Юхансон, пока я буду принимать одежду. Приходилось раньше-то?
Юхансон. Целый день, как вам известно, я катаю боевую колесницу, а вечерами прислуживаю на званых ужинах, и всегда мечтал попасть в этот дом… Странный тут народец, а?
Бенгтсон. Да, пожалуй что не совсем обыкновенный.
Юхансон. Что тут у них сегодня – музыкальный вечер?
Бенгтсон. Обыкновенный ужин призраков, как у нас это называется. Пьют чай, помалкивают, или говорит один полковник, а остальные грызут печенье, все вместе – хрустят, будто крысы на чердаке.
Юхансон. И почему это называется ужин призраков?
Бенгтсон. Да похожи они на призраков… И уж двадцать лет им это не надоест, собираются все те же, говорят все то же или молчат, чтоб не сказать чего невпопад.
Юхансон. И в доме ведь есть хозяйка?
Бенгтсон. Есть, да только она не в себе; сидит в кладовке, глаза у нее, говорит, не выносят света… Вон тут она сидит (показывает потайную дверь в стене).
Юхансон. Тут?
Бенгтсон. Ну да, я ж говорю – не совсем обыкновенный народец…
Юхансон. А какова она с виду?
Бенгтсон. Как мумия… хотите взглянуть? (Открывает потайную дверь.) Вон она!
Юхансон. Господи Иесу!…
Мумия (лепечет). Зачем дверь открыли, я же сказала, чтоб не открывали никогда…
Бенгтсон (подражая ей). Тю-тю-тю! Деточка будет паинькой и получит чего-нибудь вкусненького! Милый попочка!
Мумия (как попугай). Милый попочка! Якоб тут? Попка-дуррак!
Бенгтсон. Она вообразила, что она попугай, может, так оно и есть… (Мумии.) Посвисти-ка нам, Полли!
(Мумия свистит.)
Юхансон. Всего, кажется, понавидался, но такого еще не видывал!
Бенгтсон. Понимаете ли, когда дом стареет, он ветшает и в нем заводится плесень, а когда люди изо дня в день годами мучают друг друга – они теряют рассудок. Эта наша хозяюшка – да тише ты, Полли! – эта мумия проторчала тут в кладовке сорок лет – и тот же муж, та же мебель, те же родственники, друзья… (Закрывает дверь.) А уж что тут у них получилось – сам не знаю… Поглядите на статую… Это же наша фру в молодости!
Юхансон. Господи! Эта мумия?
Бенгтсон. Да! Поневоле расплачешься! Но силой ли воображенья или еще как – она во многом уподобилась болтливой птице – не выносит калек, больных… Даже дочь свою не выносит за то, что та больная…
