Проследив, чтобы твари не пролезли внутрь дома, я захлопнул дверь, подумал: «Эх, хорошо у нас на севере, в благоустроенных домах! Но как они тут в хижинах живут?» Захотелось пить – холодильник находился в кухне. Старый пол в коридоре под ногами скрипел, поэтому пришлось идти на цыпочках и держаться у самой стены.
Индеец спал в кресле, положив ноги на прилавок. Его громкий храп разбудил Алоху, и тот, выйдя из клетки, потрепал клювом хозяина за короткий рукав рубашки:
– You got crazy, chap!
Лейджелил не реагировал, и возмущённый попугай сильно ущипнул хозяина за плечо. У того спросонья вырвались резкие слова.
Я поспешил к себе в комнату. Дверь к Джулис закрыта, но внутри работал телевизор. Подслушивать нехорошо, но я не удержался: звука почти не слышалось.
* * *
Длинные лучи утреннего солнца отражались в мозаичном орнаменте потолка, яркими пятнами поблёскивали на картине, где изображался разграбленный индейский посёлок и горюющие жители. На стуле, придвинутом почти вплотную к моему матрасу, девушка разложила нехитрую косметику – наводила макияж. Глядя больше на моё спокойное дремлющее лицо, чем в зеркальце, она положила загоревшие красивые ноги на матрас возле подушки.
– Не спишь. Нравится?
Надев очки, я рассмотрел ногти на ногах девушки, окрашенные в малиновый цвет с лиловыми полосами. Ага, соответствует характеру.
– Да, неплохо, – обычно с утра мой голос звучал однотонно и равнодушно, но сейчас я придал ему живость.
– Завтрак, а ты спать.
Мне пришлось подняться – она попыталась заглянуть под покрывало. Сев на матрасе, я закутался в одеяло, отходил ото сна, украдкой посматривая на сияющую Джулис. Волосы она гладко зачесала назад и стянула на затылке в строгий узел.
– Тут нравиться ты тоже?
На узкие миндалевидные ногти рук нанесла узор из разноцветных орхидей.
– Целовать красивые руки, – попросила она.
– Если очень хочешь…
– А давай, давай!.. – звонкий и радостный голос поднимался из её груди, точно из чистого горного родника, выпуская на волю смелые фантазии юности. И пусть некоторые из них звучали на английском языке, но сильную волнующую душу и тело вибрацию я чувствовал.
– Давай… попробуем поработать вместе.
Ангельское лицо, казалось, светилось изнутри. Бледно-красные губы весело сложились бантиком. Только сейчас я заметил три крохотные родинки на её зарумянившемся плече. Плавная линия Млечного Пути будто сошлась в её тонкой талии, коснулась крепких бёдер, на которые медленно опустились руки. Она стремилась поделиться вспыхнувшим в груди бесконечным источником вдохновения со мной. В это позднее утро она выглядела действительно потрясающе. Звёзд, мерцавших прошлой ночью над хаотически движущимися существами, солнечных лучей, поселившихся в моей комнате, дыханий свежих ветров, рождавшихся из тёмно-синих небес океана, не хватило бы, чтобы описать Джулис.
Лейджелил, оставив на расходы крупную сумму денег, своё перо, наказал следить за попугаем. В этот раз индеец покидал магазинчик-закусочную на неделю. Он о чём-то серьёзно толковал Джулис. Девушка уверенно кивала и, приставив руку к сердцу, отвечала: «Ок!» Как они быстро нашли общий язык?! Прямо родные.
Я недоверчиво наблюдал за ними из кухни. Сняв с вешалки чистый фартук, расправил его, обтянул свои узкие бёдра, провёл тесёмки вперёд и за спину, но завязать на ощупь, не вышло – Джулис помогла.
Пока керамический чайник накалялся на плите, мы вышли на свежий воздух, на зов Лейджелила, который лопатой закапывал нору ночного охотника на насекомых.
– Менехуне! – ругался он. Менехуне – это гномики такие, пакостливые.
Его хрипловатый голос растормошил дремотную атмосферу площадки, кишевшей в прекрасный утренний час рогатыми улитками.
– God saves somebody who thinks about the night spending on the fresh air, – вымученно улыбнулся индеец. – Damned creature… doesn’t take my present! – Подняв коробок, закрыл его, бросил в урну.
Присоски здоровенных, как на картинках в ботанической энциклопедии, улиток намертво прилипли к пластиковым столам и стульям. Отрывая их, Лейджелил ругался по-своему, по-индейски: липкую слизь приходилось оттирать специальным средством.
