Направляясь домой, он не мог стряхнуть с себя состояние непонятной нервозности, вызванной, по его мнению, зловредными гипнотизерскими биополями. Он надеялся восстановить душевный комфорт, получив порцию положительных эмоций в виде неизбежных комплиментов Карины.
Но он ошибся. Выслушав его рассказ, она удивленно спросила:
— Почему же ты сразу не пошел к доктору Буги?
Слегка обидевшись, он объяснил, что для этого слишком устал, ибо общение с гипнотизерами — не сахар, а на доктора Буги надо выходить в хорошей форме. Но главное, добиться от наркомана и пьяницы чего-нибудь вечером — затея безнадежная, гораздо лучше приходить с утра, когда у него лом или похмелье и воля к сопротивлению ослаблена.
Вопреки его опасениям, Карина не просилась принимать участие в завтрашнем походе, тем самым соглашаясь на пассивную роль в предстоящей важнейшей операции. Что-то здесь было не так, но он не мог на этом сосредоточиться, так как понял: состояние повышенной нервозности у него вызвали вовсе не психические излучения гипноцелителей. Прошло уже пять дней, как они с Кариной уехали из Крыма, и теперь позвоночник Александра Петровича, будучи точным измерительным прибором, подсказывал, что противник, не найдя их на юге, не позднее завтрашнего дня начнет поиски здесь, в Петербурге.
В качестве оптимального времени для набега выбрали одиннадцать часов. Каким способом принудить доктора Буги к сотрудничеству: апелляцией к чувству самосохранения, подкупом или угрозами — они заранее решить не могли, это зависело от утреннего состояния его мозгов. Относительно оружия во время завтрака рассудили, что его брать с собой не следует.
— Лучше прихвати с собой эту штуку, — Карина взяла с книжной полки карманный магнитофон, — надеюсь, твой друг простит нас… Я проверила, он работает.
Уже на лестничной площадке, провожая адвоката к лифту, она решилась задать вопрос, беспокоивший ее в течение всего утра:
— Никак не пойму, почему такой человек до сих пор еще жив?
— Хороший вопрос, — улыбнулся он несколько натянуто, — значит, он пока нужен своим хозяевам и они обладают реальной властью.
С этой мыслью он и отправился на охоту за доктором Буги. Адрес на визитной карточке привел к мрачному серому дому старой постройки на Петроградской стороне, недалеко от зоопарка.
На двери тускло поблескивала медная табличка: «Соколов Михаил Глебович, доктор медицины». Подивившись столь простодушной конспирации, адвокат нажал кнопку звонка. Он ждал почти минуту, но никто не откликнулся. Повторив опыт еще раз, он вышел на улицу и по телефону-автомату набрал номер доктора. Трубку взяли не сразу, в телефоне раздалось не то мычание, не то хрюканье, и последовал сигнал «занято». Александр Петрович вернулся на исходную позицию к двери и позвонил снова, увы, с тем же результатом. Тогда он, печально вздохнув и прислушавшись, не идет ли по лестнице кто-нибудь, вынул из кармана плоскогубцы и кусок стальной проволоки, после чего приступил к осмотру замка. Он оказался смехотворно простым, да и врезан был кое-как, так что дверь открыть можно было, по-видимому как следует рванув за ручку, но адвокат не любил лишнего шума и предпочел потратить несколько минут на изготовление импровизированной отмычки.
Квартира доктора Буги для свежего глаза представляла кошмарное зрелище. Повсюду валялись пустые бутылки, окурки, мятая бумага и грязные носки, на обеденном столе среди немытых рюмок и тарелок ползали жирные мухи. Хозяин всего этого безобразия обнаружился во второй, задней комнате. Небритый, с бледно-серым лицом, он лежал на спине, иногда конвульсивно вздрагивая, постанывая и скрипя зубами. Причина его скверного состояния была очевидна: рядом с кроватью на стуле лежал шприц и коробка с ампулами. Тут же стоял телефон, трубка которого свисала на проводе, издавая короткие гудки.
Адвокат не стал торопить события и будить доктора, — судя по учащающимся судорогам, он должен был и сам вот-вот проснуться. Александр Петрович убрал телефон подальше от кровати, сунул коробку с ампулами к себе в карман и занялся осмотром квартиры. Он не рассчитывал найти интересовавшие его записи, ибо даже не знал, в каком виде они хранятся — на пленке или бумаге, но надеялся наткнуться на что-либо любопытное.
