Использование внутриутробного противозачаточного средства — простой пластиковой спирали, вставляемой в матку, было определенно одним из самых эффективных среди когда-либо изобретенных методов контроля над рождаемостью. Однако долгое время спираль почти не выпускалась. Дело в том, что для выкачивания прибыли она была слишком дешева. Ее производство стоило пенни, установка квалифицированной медсестрой — десять шиллингов. Она давала почти полное решение проблемы с минимальными побочными эффектами. Поэтому рекламные агентства, вдохновленные многомиллионными гонорарами, взялись за дело и на некоторое время полностью с ней разделались.
Фармацевтические фирмы запустили в производство пилюли. Все виды противозачаточных пилюль, но преимущественно те, что предназначались для ежедневного приема. Так что ведущие химические концерны могли объявить своим акционерам о рекордных дивидендах.
Когда несколько недогадливых ученых разработали таблетки, которые достаточно было принимать лишь раз в месяц, фармацевтические фирмы скупили патенты, а когда это было невозможно — скупили компании, пытавшиеся наладить выпуск и распространение «месячных» пилюль. Один наивный британский биолог — к несчастью, неподкупный — добился успеха в разработке таблеток, которые нужно было принимать только раз в год. Вскоре он погиб в автомобильной катастрофе, одновременно сгорела его лаборатория, а формула лекарства была утеряна. Но вдова получила щедрую компенсацию и переехала жить на юг Франции.
Тем временем таблетки специализировались. К началу восьмидесятых появилось пятьдесят семь разновидностей. Многие женщины с пламенной и весьма похвальной верностью принимали один и тот же сорт пилюль на протяжении всего своего репродуктивного возраста. Но были и такие, которые употребляли нечто вроде попурри из таблеток, имея, видимо, подсознательное желание отмыться белее белого.
Начали твориться любопытные вещи — сначала в США, потом в Британии, Западной Европе и, наконец, повсюду. Относительное количество новорожденных мальчиков стало слегка уменьшаться, а относительное количество новорожденных девочек — соответственно расти. В то же самое время смертность среди мальчиков до пяти лет немного увеличилась, а смертность девочек того же возраста слегка упала.
Были и другие изменения. Большинство младенцев-девочек рождались столь же сильными и крупными, как и мальчики. Объем черепа у них был таким же, если не большим. Когда эти дети достигли юношеского возраста, уже не было больше необходимости разделять женский и мужской спорт. Во всех областях девочки могли на равных соревноваться с мальчиками, а в некоторых определенно их превосходили… У психологов, конечно, был готов ответ: мальчики начинали чувствовать себя не очень уверенно потому, что они уже заметно уступали в количестве.
Но вызов был брошен не только в сфере физической силы. Именно женщина-математик создала первую основную модификацию как общей, так и специальной теории относительности. Именно делегат-женщина успешно провела через Генеральную Ассамблею ООН Международную хартию о Всеобщем Ядерном Разоружении. Именно женщина-физик открыла частицу эпсилон-три.
К началу двадцать первого столетия во всем мире мужчины оказались в меньшинстве, в среднем: в отношении пять к семи. К этому же моменту женщины — или, точнее, новая порода женщин — еще более усилили свои позиции. Особенно на Западе. Продемонстрировав равенство с мужчинами, а то и превосходство над ними в нескольких истинно мужских областях, особенно в науке и политике, они стали претендовать на власть.
С точки зрения количественного превосходства, их положение было непоколебимо. С точки зрения физиологических и психологических преимуществ — тоже. Впервые за миллионы лет женщины сделались неуязвимы как в прямом, так и в переносном смысле слова.
Ортодоксальная западная концепция брака разбилась вдребезги. В последние десятилетия двадцатого века ее распад ускорился благодаря как облегчению процедуры развода, так и большей эффективности и более широкому распространению контрацептивов. С укреплением общественной безопасности и увеличением численного дисбаланса между полами брак как социальный институт потерял всякое значение. Для женщин стало приемлемым жить с мужчинами, пока они сами того желали. Стало возможным иметь детей, не объявляя, кто их отец, или совсем без отца. Неразборчивость в связях больше не была преступлением против общественной нравственности. Даже неумеренная, она рассматривалась лишь как слегка вульгарное поведение — гораздо более простительное, чем обжорство, и бесконечно более приемлемое, чем показная стыдливость.
