Время шло — правда, Эвери этого не замечал, — и Мэри устала. Они решили ненадолго прерваться. Эвери пошел купаться, а Мэри лежала на песке и смотрела на него. Вскоре он подошел к ней.
— Как насчет еще одного сеанса? Или ты устала?
Она кивнула:
— Спасибо, все в порядке. Только недолго, Том и Барбара скоро вернутся.
— Чепуха! Они ушли не больше часа назад.
Мэри рассмеялась:
— Том прав. Эта мания явно отрицательно действует на твои способности. Их нет уже больше трех часов.
Эвери ничего не ответил. Он был уже поглощен своей картиной. Только что он уловил у Мэри какое-то особенное выражение глаз, которое раньше упустил.
Вскоре он заметил, что она ерзает.
— Сиди спокойно, дорогая, а то твоя левая грудь получится похожей на дыню.
— Извини… Спина немного устала.
Он забеспокоился:
— Черт, что же ты сразу не сказала!.. Я сам виноват, это все моя проклятая мания. Том убьет меня, если увидит, как я тебя утомил. Давай я разотру тебе спину.
Она покачала головой:
— Я хочу, чтобы они поскорее вернулись. Прошло так много времени. Может, что-нибудь случилось?
— Да нет, что ты, — уверенно ответил Эвери. — Том ничего не упустит, да и Барбара тоже.
Мэри вытянулась на песке.
— Это я знаю.
Эвери сделал на портрете еще несколько мазков. Вдруг он сказал:
— Я тут думал, как назвать наш остров. Должен же он как-то называться. Как тебе нравится «Эльдорадо»?
Мэри улыбнулась:
— Вряд ли здесь есть настоящее золото — разве что золотые сферы и золотые люди.
Эвери отложил кисти и критически посмотрел на портрет. Потом повернулся к Мэри:
— Прости за избитое выражение, дорогая, но не все золото, что блестит… Да, я все меньше и меньше возмущаюсь ими — потому что ты и Том, я и Барбара нашли здесь нечто, что может быть и не золото, но, черт возьми, ничуть не хуже… Я никогда не был так счастлив… Да, «Эдьдорадо» — это подходящее имя. Когда наши вернутся, обсудим.
Мэри села и с тревогой оглядывала пустынный берег и зеленую стену леса.
— Хоть бы они скорее вернулись. Мне страшно. Я чувствую, должно что-то случиться.
— Чепуха, — начал Эвери. — Это все твое состояние.
Он остановился. Слова замерли у него на губах.
Ярдах в сорока от них из леса появился человек.
Это был Том. Он шел пошатываясь, неуверенно переставляя ноги — словно пьяный, который старается найти дорогу домой. Когда он подошел ближе, Эвери увидел на его рваной коричневой рубашке красные пятна.
Мэри дико вскрикнула и вскочила на ноги. Эвери побежал к Тому.
Том беспомощно моргал.
— Прости, старина, — едва слышно пробормотал он. — Ничего хорошего… Эти ублюдки схватили Барбару. Я…
Внезапно он упал. Из его спины — у самого плеча — торчал обломанный конец дротика.
Кое-как, вдвоем, они подняли Тома по лестнице и втащили в палатку. Эвери осторожно уложил его на кровать лицом вниз.
Лицо Мэри побледнело, она вся дрожала. Но когда она заговорила, голос ее, ценой невероятных усилий, звучал почти спокойно:
— Ты можешь вытащить его, Ричард?
— Да, — ответил он с наигранной уверенностью. — ? Я вытащу… А ты сходи за водой… И вот что, Мэри, — не спеши. Поняла?
Она кивнула и вышла из палатки.
Сквозь всю его жалость и дружбу к Тому пробивалось нечто более эгоистичное, касающееся его лично. «Барбара, Барбара, — думал он. — Будь жива. О, любовь моя, будь жива…»
— Том, ты слышишь меня?
Эвери удивился, как грубо звучит его голос. Ое хотел знать. Он должен знать. Его охватило безумное желание схватить Тома и вытрясти из него правду.
— Том! Ради Бога, очнись!
Том не ответил. Он был без сознания. А когда он придет в себя, будет уже поздно.
«Боже! Не дай ему умереть, — взмолился Эвери. — Я должен знать. Должен!»
И вдруг паника прекратилась, и на Эвери снизошло холодное спокойствие. Пот ручьями тек по его лицу и попадал в рот. Он был холодный и горький. Эвери смотрел на Тома — восемнадцатидюймовый обломок дротика торчал из его спины. И сквозь уже высохшую и покоробившуюся ткань рубахи было ясно видно, как из раны толчками струится кровь, — он смотрел на Тома, и ему вдруг стало стыдно.
— Прости, старина, — виновато пробормотал он. — Тебя я залатать не могу, слышишь?
Он осмотрел конец дротика, по привычке бормоча про себя:
