— Крабы! — радостно воскликнул Том.
За несколько минут они собрали полдюжины крабов.
— Теперь вопрос, как их донести.
— Нет вопросов, — сказал Том. Он стащил с себя рубашку. — Если эти маленькие дьяволы порвут ее, я думаю, Мэри сжалится надо мной и заштопает дырки.
Чувствуя себя заправскими островитянами, они подошли к скале и подняли наверх по шаткой лестнице свою драгоценную добычу.
О том, что произошло у заводи, Том и Эвери не сказали ни слова. Но после ужина, когда все четверо удобно расположились вокруг костра, разговор случайно коснулся этой темы.
Некоторое время они сидели молча и каждый задумчиво глядел на пламя костра и предавался собственным мыслям. Это самое чудесное время дня, подумал Эвери. Время между действием — или необходимостью действовать и решать — и забытьем. В это время человек находится в сумеречном мире, в состоянии, близком к нирване, когда можно путешествовать, не двигаясь с места (так можно доказать, что они находятся на острове: это правда, он чувствовал что это правда), когда мечты могут стать реальностью, когда воспоминания, притупленные ужином, не причиняют боли. Он было приготовился не спеша и со вкусом предаться воспоминаниям, как Мэри разрушила чары.
— Предположим, — вдруг сказала она, — что существует два вида морских свинок.
— Если ты собираешься говорить о морских свинках, — сказала Барбара, — я выпью виски. Кто-нибудь еще хочет?
— Я, — откликнулся Том.
— И я, — неожиданно сказал Эвери. — Двойное. Я выпил свою воду.
Барбара удивленно подняла брови и скрылась в палатке.
— Ты говорила о морских свинках, — продолжал Эвери. — Ну, их два вида.
— Мы и они, — ответила Мэри. — У меня есть теория.
— Давай сначала о них.
Барбара вернулась к костру, держа в руках бутылку виски и стаканчики.
— Золотые люди, — сказала Мэри. — Пока только я их видела, и только я верю, что они существуют. Но ведь кто-то же напал на Первый Лагерь, и я думаю, что это они.
Том хотел было что-то сказать, но Эвери выразительно посмотрел на него, и тот замолчал.
— Ну, и какая у тебя теория? — спросил Эвери.
— Она очень простая, — спокойно продолжала Мэри. — Я думаю, что здесь существует два вида подопытных животных, и один из них — мы. Конечно, может быть, и больше, я не знаю. Просто мы их еще не встретили.
— По-твоему, это что-то вроде саморазвивающегося эксперимента?
— Не придирайся, Ричард, — сказала Барбара. — Сейчас нам кажется, что это саморазвивающийся эксперимент. Даже Том забыл о неприкосновенности личности, когда увидел в небе две луны. В конце концов, никто не собирается снова тащить нас через световые годы, и, кто бы они ни были, они подарили нам этот замечательный отдых в тропиках. Кроме того, вспомните о тех чертовых двенадцати вопросах, которые нам задавали в нашем одиночном заключении.
— Хорошо, милая, ты высказала свое мнение, — сказал Эвери. — Вопрос в том…
— Ты назвал меня милой? — недоверчиво переспросила Барбара.
— Извини. Я оговорился.
Она улыбнулась:
— О, это очень приятная ошибка. Теперь, я надеюсь, ты будешь время от времени повторять ее.
Эвери натянуто улыбнулся и отхлебнул виски.
— Я забыл… Так на чем я остановился?
— Вопрос в том, — подсказал Том.
— Ах да. Вопрос в том — зачем?
— Чтобы посмотреть, как мы живем, — предположила Мэри.
— Не подходит, — возразил Том. — Если эти каракатицы могли шнырять по Лондону, не привлекая никакого внимания, почему бы им не понаблюдать за нами в привычных для нас условиях?
— Это так, — сказал Эвери. — Но, может, в привычных условиях мы их не интересуем.
— А где?
— Здесь, — сердито ответила Барбара. — Под двумя лунами и тому подобное.
— Стрессовые условия, — серьезно сказал Эвери. — Вот что. Они хотят понаблюдать нас в стрессовых условиях.
— Возможно, — согласился Том. — Тогда почему никто не спешит считать мне пульс и не заваливает тестами?
— Должно быть, это будет позже, — съязвил Эвери. — Если предположение Мэри правильно, — а похоже, что так оно и есть, — и другая группа или группы тоже заброшены сюда, — то это осложняет дело. Разве что эти невидимые ученые каракатицы желают создать здоровую конкуренцию.
