– Ничего, малыш, это твое боевое крещение. Радуйся, что хоть жив и цел остался. Знаешь, чему учат старые вояки и статистика? Сколько бы ты ни обучался, умение вести себя в бою приходит только с каждой живой схваткой. Примерно девяностопятипроцентный шанс умереть в своем первом бою, а чем дальше, тем меньше. Пройдя долгий путь из атак, да защит, ты становишься почти неуязвимым, благодаря своему печальному опыту. Так что считай, что твои шансы на жизнь уже возросли.
– А трассера не слишком нас выдавали? – спросил я.
– Ну а что нам остается использовать ночью? Ты же должен видеть, куда стреляешь. Была б дневная вылазка, оставили бы эти фейерверки в лагере.
Когда мы добрались до склада, я опешил от того, как близко мы приземлились, и шли так долго только из-за своего тактически правильного способа передвижения. Пока, сидя в кустах и ожидая снятия часовых мужиками, я готовился к выполнению основной задачи, мне в голову лезли вопросы о том, почему у нас нет ни одного раненого или убитого – от того, что мы такие «крутые десантники» или потому, что никто толком этот склад не охранял. Прозвучала команда, и мы обшарили этот рукотворный лесной «бокс» по всей его площади. Набрали себе в РД патронов и гранат, сколько смогли, потом увешали всю конструкцию динамитом и начали медленно отступать, перемещаясь тем же изнурительным методом, попутно растягивая фитиль. В этот раз мы шли еще дольше, потому что на каждом висело несколько десятков килограмм украденных боеприпасов, да и отходили намного дальше, понимая, что мы взрываем, и насколько ярким и сильным будет этот «хлопочек». В конечном итоге, командир посчитал, что взвод находится на достаточном расстоянии, и дал команду остановиться и прятаться за укрытия.
– Кто его знает, куда полетят все эти взорванные пули…, – сказал он и лично поджег фитиль.
Первый раз в жизни я смотрел, как Бикфордов шнур горит внутрь, а вскоре он скрылся из виду за деревом, у которого я сидел, прислонившись спиной. Время шло, а фитиль все горел, наверное, если только боевики не успели его резануть. Лейтенант, не отрываясь, смотрел на часы, зная примерно, какое время спустя должен случиться взрыв, учитывая длину шнура. Все мы надеялись, что нам не придется продираться обратно, отстреливаться и пытаться вновь минировать эту гнусную коробку.
– Ну, собственно, время вышло…, – пробормотал офицер.
Я уже начал было нервничать, но спустя секунд десять услышал такой оглушительный взрыв, как будто тысячи аудиосистем разом включили средние и басовые партии на сотни киловатт своей мощности. Все пространство впереди меня озарилось светом, и так хотелось обернуться назад и посмотреть, что там происходит, что я чувствовал себя героем притчи о Содоме и Гоморре, где главным было не озираться. Только я боялся не сгореть, а быть убитым шальной пулей.
– Вот и все, товарищи смертники, – заключил лейтенант, – задача выполнена.
Его слова сильно резанули мне слух. Я вспомнил рассказы о том, что основное назначение десантников – пробраться в тыл врага, совершить диверсию (взорвать склад и так далее по смыслу), а что будет с ними дальше – маловажно. Я сглотнул слюну.
– Вперед, бойцы!
Теперь нам предстояло пробираться через чащу весь тот путь, что мы проделали на вертолете. Я не понимал, сколько это, тем более, с учетом нашей ноши и того факта, что взрыв уж точно привлек внимание всех, кто был в окрестностях, но рассчитывал я добраться к утру. В самом деле, километры спустя, на небе я заприметил легкое зарево, от которого у меня стало появляться странное и неконтролируемое чувство тревоги. Это ведь теперь война, все не может быть так хорошо. Или я сам себя накручиваю… Плечи ныли так невыносимо, что почти никаких мыслей в голове не оставалось, равно как и бдительности; все, чего мне хотелось – плюхнуться на нары в своей палатке и забыться сладким сном под охраной бойцов, не вышедших на выполнение задачи.
Как это обычно и происходит, светать начало очень быстро. Буквально через час я уже четко различал лица товарищей и детали местности. По обрывкам фраз стало ясно, что до лагеря остается от трех до пяти километров. Лес давно поредел, все чаще попадались опушки и открытые участки. Все были изнурены. Я волочил ноги, стараясь не думать об усталости и совершенно не задумываясь, со злости изо всех сил пнул прилетевшую мне под ноги гранату…
