– Но самое любопытное, господа, – когда Людвиг закончил говорить, на экран вернулся товарищ Тэта, – что правительство столь слабо, что даже не смогло довести до конца убийство в Кратере Закона. В полиции нашлись достойные, честные люди! Судите сами…
Дальше в нервной, репортажной нарезке, был дан прилет синего коптера и чудесное спасение Максима с товарищем Альфой. Чтобы не менять тональность сюжета, гибель вождя «Армии пробуждения» показана не была.
«Что попишешь, информационная война, – подумал Максим. – В тебя стреляют ложью, ты тоже отвечаешь полуправдой».
Закончил свой репортаж товарищ Тэта могучим крещендо:
– Граждане Марса! Выходите на улицы! Разоружайте полицию! Создавайте народные Советы! Довольно лжи! Да здравствует свобода!
Когда сюжет подошел к концу, он начался с самого начала. Похоже, «Армия пробуждения» владела сейчас эфиром безраздельно.
Хотя все социологи, конечно, теперь поняли, что путешествуют не с кем-нибудь, а с одним из лидеров зловещей экстремистской организации, они почли за лучшее этого не показывать. То же касалось и стюардесс. И даже охранников. Все они явно не знали, что делать.
К счастью, никаких судьбоносных решений ни социологам, ни персоналу «Марсолифта» принимать не пришлось. Максим получил на телефон сообщение: «Выходи сейчас». А гондола лифта уже подтягивалась к нарядному, играющему огнями двухсотметровому бублику промежуточной станции…
Двери шлюза распахнулись…
…И Максим нос к носу столкнулся с шестеркой вооруженных бойцов! Черная форма этой шестерки, их фуражки с кокардами и державные физиономии не оставляли сомнений, что перед ним – люди, работающие на правительство, а вовсе не молодцы из Отдела Особых Действий «Армии пробуждения».
«Ну, вот и все, – констатировал Максим с упавшим сердцем. – Это конец. Меня все-таки выследили».
– Максим Верховцев? – осведомился старший офицер.
– Он самый, – вздохнул Максим.
– Я – государственный советник юстиции первого класса Павел Юрьевич Голубин. Заместитель Генерального прокурора Марса.
«Ага, прокурорский! – сообразил Максим. – А эти бараны с автоматами, значит, спецназ прокуратуры. Ну, спасибо хоть не «Беллона»».
Тем временем Голубин продолжал:
– От лица генпрокурора приношу вам официальные извинения за преждевременный и незаконный приговор, который был вынесен трибуналом «Беллоны». Этот приговор отменен. И прошу вас, господин Верховцев, гласно подтвердить ваш правовой статус официального лидера научно-исследовательской организации «Армия пробуждения».
«Научно-исследовательской?! – Максим едва не сел. – Красиво излагает! Но что заставило сильных мира сего перейти от обличительной риторики насчет «кровопийц» и «космических шакалов» к милой лжи о «научно-исследовательской» организации?»
– Подтверждаю, – Максим кивнул. – После убийства Людвига ван Астена офицерами «Беллоны» теперь «Армию пробуждения» возглавляю я.
– Значит, вы признаете, что можете выступать официальной стороной в переговорах?
– Признаю.
– Прекрасно. Прошу вас следовать за мной. Мы обеспечим вас защитой и транспортом.
Максиму ничего не оставалось кроме как повиноваться.
Так, встречей с господином советником юстиции первого класса, завершилось его путешествие на орбитальном лифте. Максим полагал, что и его недолгое пребывание на свободе – тоже. В голове не укладывалось, что Генеральная прокуратура может желать добра лидеру пиратов! А значит, вся деликатная болтовня этого Голубина – лишь прикрытие, за которым все равно последуют тюремное заключение и, скорее всего, смерть.
Но стоило Голубину и его людям, тесно окружившим Максима, пройти шлюзовой каскад орбитальной станции, как в пассажирском терминале они были окружены еще одной группой спецназа!
Те были облачены в серьезные боевые экзоскелеты, непробиваемые для легких кинетических автоматов, которыми располагали прокурорские.
Поскольку Максим уже видел людей товарища Дельты в деле на Аэрополисе, он сразу же узнал их. Его лицо расцвело улыбкой: «Неужели спасен?!»
Ближайший к нему счастливый обладатель могучего экзоскелета бесстрашно отщелкнул вверх тонированное бронестекло шлема и Максим увидел бледное, неприятное лицо товарища Дементьева. Которое, впрочем, показалось ему в ту секунду таким симпатичным, практически родным!
