Солнце — крутой бог - страница 20

Невидимый кукловод ведет меня по трамвайным путям. До самой Улаф Рюес Пласс. Я вижу своих ребят, сидящих на нашей скамье. Словно они никуда и не уходили оттуда с тех пор, как я видел их в последний раз. Только Рейдар выглядит неприкаянным. Он мечется между скамейкой и фонтаном. Словно его тоже гложет тревога.

Кукловод ведет меня вдоль парка так, что ребята меня не замечают. Наверное, он не хочет, чтобы они меня увидели и я мог бы попросить их о помощи. Я прохожу мимо павильончика «Старый Грюнер», где люди потягивают прохладное пиво. Они похожи на разморенных жарой мух. Я продолжаю идти своим деревянным шагом и подхожу к реке.

Теперь я понимаю, куда мы идем. К элеватору, куда же еще. Я бы, наверное, поднял крик, если бы помнил, как люди кричат.

Мы приближаемся к элеватору, и я чувствую, как тревога в моем теле усиливается с каждым метром.

Эта тревога бьется в каждой клетке моей кожи. Братья & Сестры, мне страшно. Кто-то или что-то взял надо мной верх. Я открываю рот, чтобы крикнуть.

Но не могу издать ни звука.

Ни слова.

Только беззвучное:

—————————

У меня есть рот, но я не могу кричать.

У меня есть тело, но оно безвольно подчиняется чужой воле.

У меня есть мозг, но он больше мне не принадлежит.

У меня есть только тревога, которая гложет и гложет меня.

Но чудеса все-таки существуют. Как только я вижу элеватор, я успокаиваюсь. Тело, рот, мозг снова принадлежат мне. Невидимый кукловод отпустил свои нити, и я снова становлюсь самим собой, испытав при этом немыслимое облегчение. Братья & Сестры, при виде элеватора меня снова охватывает сказочное ощущение счастья, которое я испытал во вторник.

Я иду к элеватору. И вижу его силуэт на фоне солнца.

Он похож на зуб.

Нет, вернее, на скалу.

Или на тюремную башню?

А может, на таинственный замок, где может случиться все что угодно?

Я подхожу к элеватору, иду по пешеходной дорожке к мосту. Сажусь в парке у Кубы [10] и смотрю на элеватор, а Солнце тем временем постепенно гасит свой небесный пожар. Так проходит часа два. Кругом бегают дети, они думают разве что о самой большой карамели в мире. Женщины с колясками то появляются в моем поле зрения, то исчезают, мысли этих особ заняты только их крохами, которые вырастут, станут подростками, а потом, подобно им самим, — программистами, или уборщиками, или учителями. Старики, легкие на ногу, как черепахи, ползут мимо в ожидании пенсии, смерти или чего-нибудь необычного. Кокер-спаниель бредет по дорожке, чувствуя себя большой, опасной собакой. Кошка гоняется за бабочками и плевать хотела на «Вискас».

Но все это меня не касается. Я невозмутимо сижу скрестив ноги. Прислушиваюсь к тому, как растет мое тело, и в голове у меня бродят только самые простейшие мысли. Я не хочу мешать тому небольшому чуду, которое должно произойти в ближайшие недели, начиная с этой минуты. В каком-то смысле я забеременел самим собой. Это, конечно, извращенная мысль. Но тревога, терзавшая меня, превратилась в семечко, которое проросло где-то у меня в груди.

И я по-прежнему думаю, что тот чувак на крыше элеватора имеет определенное отношение к этой тревоге. Я жду до темноты, но он так и не приходит. И все равно легко он от меня не отделается. Пусть не в этот вечер. Но я не сдамся.

Я возвращаюсь домой, Сёс все еще болтает по телефону. Однако уже не воркует, как прежде. Перед ней стоит чашка кофе. Похоже, кофе остыл, не дождавшись, чтобы к нему прикоснулись. Сёс бросает на меня мрачный взгляд, но заговаривает со мной, только когда я собираюсь сесть на тахту.

— Исчезни, болван! — шипит она.

Я тебя тоже люблю, — отвечаю я, ухожу на кухню и шарю по полкам. Мамаша оставила нам чипсы, шоколад и два больших «Сникерса». Я быстро сметаю все. Сёс, очевидно, намерена лишь увеличивать наш телефонный счет. (Ха-ха-ха-ха!)

Уединившись у себя, я ставлю Kjøtt. И вздрагиваю, когда они начинают исполнять хит «Чувак на крыше». Я слышал эту песню раз сто, но ни разу не вникал в текст. Начинается это так: