— Мне прежде не доводилось слышать об оборотнях-жуках.
— Я слышал. Правда, не помню что.
— И ты надеешься поймать жучилу? А что мы ему предъявим? Может, он работает на этой шахте.
— Жук? — Макар засмеялся. — Забойщиком? Или слесарем?
— Бригадиром или начальником участка, — фыркнул Борис. — Может быть, его сущность проявляется только на глубине… Там ведь все по-другому.
— Все, — согласился Макар. — Даже Сумрак. Ходил по штрекам в Сумраке?
— Как и все мы.
— Жутковатые ощущения, правда?
— Я бы сказал — сдавливает.
— А я постоянно ощущал чье-то присутствие. Под землей — не та пустота, что на поверхности. Сумрак там не тот… Сущности не те.
— Было бы странно, если бы там Сумрак оставался таким же, как здесь. Но в любом случае надо выяснить, что происходит. Думаю, вдвоем мы справимся.
Официантка принесла горячее Макару и греческий салат Борису. Оба принялись за еду и на некоторое время замолчали. Первым заговорил Макар:
— Не думаю, что там, на глубине, могут проявиться особые свойства человека. Луны нет, солнца нет, тени нет. Мрак и холод. Если туда и забрел оборотень, то откуда-то с поверхности.
— Для оборотня в форме огромного жука шахта — самое подходящее место, — согласился Борис. — Эдакая нора…
— Соразмерная, — кивнул Макар. — Даже слишком. У тебя какие-нибудь боевые амулеты, кстати, есть?
— Нет.
— И у меня нет. Печаль…
— Мы что, с одним жуком не справимся? — не очень уверенно спросил Борис.
— С одним — справимся. А если у них там гнездо?
— Тогда и амулеты не помогут.
— Любите вы, Светлые, мраку нагнать, — подытожил Макар. — Едем, через пятнадцать минут надзор будет в шахту спускаться. Из-за нас одних клеть никто гонять не станет.
Борис удивленно поднял бровь.
— Шутишь?
— Не до шуток. Режим экономии. Я с некоторыми машинистами подъема сладить не могу, когда опуститься надо. Даже генерального директора в неурочное время опускать отказываются. Не говоря уж о «лучшем друге».
— Тогда поехали, — не стал спорить Борис. — А ты часто, что ли, в шахту опускаешься?
— Нет, не часто. Но я, знаешь ли, не привык, чтобы мне отказывали в невинных просьбах.
* * *
Двор шахты «Ростовская» не слишком изменился с советских времен. Фонтан, в котором не было воды, скульптура Карла Маркса, выкрашенная золотой краской, подстриженные пыльные кустики…
— Хорошо тут. По-домашнему, — отметил Макар.
— На этой шахте работал мой отец, — сказал Борис.
— Я помню. Ты как-то говорил. В память о нем предлагаешь руководству, чтобы все оставалось по-прежнему?
— Оно как-то само получается.
— Так я тебе и поверил!
— Не хочешь — не верь, — усмехнулся Борис. — Сами в шахту пойдем?
— Мы уже это обсуждали. — Макар несколько удивился. — Ты что-то почувствовал там, внизу?
— Я не об Иных. Людей брать, надеюсь, не будем? Директора, начальника участка…
— Ты бы хотел взять?
— Нет. Я бы хотел, чтобы поиски гигантского таракана стали сугубо нашим делом, чтобы мы никого в него не впутывали и не подвергали бы чью-то жизнь и здоровье опасности. Но хочу договориться об этом «на берегу».
— Напрасно ты считаешь меня монстром. Я никогда не буду впутывать в такое дело непричастных людей.
Борис покачал головой.
— Ну-ну.
Макар нахмурился.
— За что не люблю Светлых — так это за демагогию. И за предубежденность.
Борис не ответил. Дозорные молча обогнули административное здание шахты, прошли по заставленному шахтными механизмами и строительными материалами двору и оказались в бетонной коробке, над которой возвышался копер с подъемным механизмом. Скрипели огромные металлические колеса, на которые наматывались толстые стальные канаты, поднимавшие из шахты клеть с людьми.
Смена еще не закончилась, поэтому в клети, поднимавшейся на-гора, оказалось всего несколько человек. В основном — «белые каски», работники надзора. Но помимо инженерно-технического персонала был там и еще один человек, заставивший дозорных ощутимо напрячься — правда, с разными мыслями.
Из-за плеча пожилого начальника участка выглядывала черноволосая женская головка без каски. Когда клеть поравнялась с поверхностью, шахтер сделал шаг вперед, и дозорные увидели симпатичную девушку в легкомысленном коротеньком красном платье, с прекрасно уложенной, словно только что из салона, стрижкой-каре. На молочно-белой изящной ручке девушки висела внушительных размеров плетеная корзинка. Оттуда доносилось недовольное попискивание.
