Роуз Криси слегка удивилась подобному сочетанию черт в лице девочки, ведь Джон Айвери походил на типичного американца, а Маргарет Страйсберг была вылитой итальянкой. Сама того не осознавая, она начала пристально всматриваться в лицо загорелой малышки, притянув провокационную газету почти к самому носу. Внезапно руки ее затряслись, зрачки резко увеличились, округлив маленькие, близко посаженные глаза. Роуз начала нервно полушепотом повторять тихое «нет, нет, нет», и только пролившийся кофе, обжегший ей ноги, прервал ее бормотание и привел в себя. Всмотревшись в фотографию ребенка получше, сдвигая свою память с мертвой точки, вспоминая точное название города, в котором учился ее пропавший пасынок, она неожиданно осознала, что со страниц газеты на нее смотрит как две капли воды вылитая копия Мартина, только уменьшенная и светлокожая. Подсчитав в уме, сколько могло быть лет девочке, и прикинув, когда пропал Мартин Криси, она подскочила со стула и как ужаленная выбежала из своего номера, перед выходом лишь успев нажать кнопку вызова портье, бросив ему взволнованным, срывающимся голосом всего одно слово: «Машину!»
— Подождите, Пьеггр, я не совсем понимаю, у Маргарет что, был ребенок?
— Отличная догадка, месье Шварц! — сострил водитель, потягивая уже третью пинту эля. — Эль просто отменный, — облизав языком губы, сказал он.
— Но, как?
— В том-то все и дело, месье Шварц, именно так, как я и сам о том не догадывался! Лишь спустя пять лет после знакомства с Маргарет я узнал, что у нее, оказывается, был шестилетний ребенок. Девочка эта была ну чудо как красива! Маргарет, перед тем как открыть свою лавку с коврами на пересечении Майроуд-стрит и Бристоль-авеню, отвезла ее в городок, из которого приехала, к матери. Каждые выходные женщина навещала дочь и полностью содержала ее. Ей действительно было бы тяжело воспитывать ребенка одной, ведь лавка только начала набирать обороты, и работы, навалившейся на плечи Маргарет, с лихвой хватило бы тогда на трех человек.
Годы спустя, когда женщина обогатилась и переехала в дом попросторнее, она перевезла их обеих в наш городок под свою опеку. Мать она поселила отдельно, а дочь оставила жить с собой.
Представляете мое удивление, когда однажды, ничего не предвещавшим утром, Маргарет, садясь в машину, неожиданно сказала мне: «Пьер, отныне в ваши обязанности будет входить еще кое-что. В будние дни вы будете отвозить в школу мою дочь и по вечерам забирать ее обратно. Отвозить ее вы должны после того, как доставите меня на работу, а забирать, естественно, раньше. О зарплате не беспокойтесь, отныне в будние дни у вас будет двойной оклад. В понедельник я вас познакомлю. Ее зовут Ева-Мартина, но вы можете называть ее просто Ева».
Газета была свежая, однако новости в ней были вчерашние. Добравшись из Лондона до нашего городка к пяти утра, Роуз Криси вышла из служебного лимузина, предоставленного ею посольством Замбии в Лондоне. Она отпустила ничего не понимающего водителя и, поблагодарив, заверила его в том, что не о чем волноваться, она лично позвонит в посольство и все уладит.
Только начинало рассветать, и захлебывающаяся волнением женщина вошла в гостиницу «Интернационал».
Она сняла номер люкс, что располагается на девятом этаже. Один из тех люксов, что старинными широкими балконами с позолоченными перилами выходят своим великолепием прямиком на здание городского суда.
Через шесть дней здесь произойдет седьмое слушание по делу о причастности к убийству Маргарет Страйсберг, из которого женщину, все это время отпущенную под залог и подписку о невыезде, прямо в наручниках из здания суда увезут в следственный изолятор временного заключения осужденных, где ей предстоит провести две с половиной недели. Но на тот момент об этом еще не знал никто. И пока ее судьба болталась подвешенной в воздухе, Маргарет пребывала дома, ожидая следующую сессию по своему делу.
Какая-то необъяснимая сила притягивала темнокожую женщину к подсудимой. Она чувствовала, что загадка исчезновения ее пасынка каким-то образом переплетается с жизнью Маргарет и убийством Джона Айвери.
