Ситуацию, и без того выходившую за рамки приличия и нормальности, омрачило еще одно обстоятельство, повлекшее за собой окончательное расстройство этих нездоровых отношений.
Во время очередной ссоры голос Маргарет утонул в потоке криков и оскорблений Криси. Неимоверная сильнейшая боль пронзила низ живота женщины. Маргарет согнулась пополам и, еле дыша, сквозь слезы, что не давали ей ясно видеть, лишь смутно различила кроваво-красные оттенки на своих трясущихся руках. Горьковатый запах разрезал ее отвлеченные ссорой мысли, когда она поднесла руку поближе к лицу. Потрясенная и ужаснувшаяся, женщина лишь коротко вздохнула и упала без сознания. Оказалось, что Маргарет была беременна, но еще не знала об этом. Покой, в котором нуждаются обычно женщины ее положения, пребывал в остром дефиците.
Очнувшись в больнице, она обнаружила рядом с собой Криси, державшего ее за руку. И хотя, казалось, о детях молодой человек не грезил, однако переживал где-то в глубине своего расчетливого сердца, все еще плотно окутанного магией Маргарет. Самым страшным для него представлялось то, что теперь женщина уже точно решится уйти от него, не простив ему более чем прямой виновности в ситуации и проявленного бездушия.
Однако Криси не мог позволить, чтобы его репутация в глазах Маргарет пала еще ниже, поэтому без зазрения совести каким-то хитроумным и ведомым лишь ему одному умением выставил ситуацию в таком выгодном для себя свете, будто бы это была исключительно вина Маргарет, ведь она женщина, а значит, мать и должна была сознавать всю ответственность положения.
Поговаривают, что тогда-то в голове Маргарет и родился этот черный демон мести, которому нужна была еще хоть одна причина, чтобы вырваться на свободу.
Слишком слабая, она и не пыталась отрицать свою вину. Помрачневшая от навалившегося груза боли и печали, Маргарет пыталась стойко выдержать все удары, посылаемые ей судьбой. Мимолетный проблеск в ее еще долго печальных глазах казался каким-то мистическим проблеском смерти.
Однако Криси все же переживал и беспокоился. Первые несколько недель после случившегося, когда женщине требовался абсолютный покой, он был особенно любящим, проявив себя как заботливейший мужчина на свете, постоянно пытающийся приободрить совсем переставшую улыбаться Маргарет. Он носил ей завтраки, готовил ужины, ни разу не повысил голос, не устраивал сцен, шептал сладко на ушко о том, как сильно ее любит и что всегда будет с ней рядом: «Я никогда не оставлю тебя, il mio amore[3], я всегда буду рядом. Я люблю тебя».
Однако нашей памяти свойственно терять фрагменты, смываемые волною времени и новых эмоций. Через три недели после произошедшего, когда девушка окрепла, а Мартин пришел в себя, конфликты, без которых эти отношения не могли существовать, завибрировали с новой невиданной силой.
Мужчине было не под силу справиться с обуревавшими его чувствами зависимости теперь от другого человека; он корил Маргарет за то, что был слаб, за то, что панически боялся, что она однажды уйдет. Зародившись страхом, предательская мания переросла в неизлечимую фобию. Коря женщину за смеявшееся ему в лицо бессилие перед нею, Мартин неосознанно начал наказывать ее своим пренебрежительным и неуважительным отношением. Не желая оставаться в дураках, он пытался всеми способами унизить молодую женщину.
Все реже он называл Маргарет нежно, а его теплые руки более не ласкали ее пламенно вздымавшуюся от волнения грудь. Все чаще он начал обманывать и бессовестно лгать, то обделывая свои нелегальные делишки, то гуляя на стороне. Особое наслаждение ему доставляло то, с какой легкостью Маргарет проглатывала всю эту дьявольски сплетенную ложь, слепо веря в искренность и честность своего возлюбленного. Он наказывал ее своими обманами, в мыслях высмеивая и потешаясь над девушкой. Потихоньку, сходя с ума, Мартин начал выпивать и однажды, вломившись в дом Маргарет изрядно пьяным, стал выкрикивать проклятия в ее адрес, называя «шлюхой» и посылая к дьяволу. Но каждый раз, почти рыдая, плотно сжимая в руках ее колени, умолял простить его «в последний раз».
