Денисов покосился на дверь.
— Уверяю тебя: ничего не знаю.
Бредов схватил его за руки…
— Андрей Иванович! — воскликнул он в отчаянии, весь дрожа и все крепче и крепче стискивая руки Денисова. — Помоги мне, ради бога! Клянусь, что никто не узнает!.. Но я это не могу так оставить. По лицу Максимова я заметил, да и по твоему вижу, что здесь есть какая-то причина. Мне надо знать, в чем дело, или я погибну!
Бредов так решительно это сказал, что Денисов испугался.
— Так слушай, — прошептал он, — даешь честное слово офицера, что никогда никому не расскажешь?
— Да, да. Клянусь!
— Помни: я очень рискую — выдаю служебную тайну.
— Денисов, я клялся!
— Дело в том, что Зоя Генриховна — полька. Ну, одним словом, получен секретный приказ, чтобы офицеров римско-католического вероисповедания или женатых на католичках не принимать, по возможности, в академию. Ясно? И помни свою клятву.
Бредов пошатнулся, рассеянно провел рукой по лбу и выскочил из комнаты, не слыша, что вслед ему говорил Денисов. По улице он шел широким, размашистым шагом, словно убегал от чего-то, миновал Воскресенскую улицу и выбрался на окраину города. Потянулись военные склады — низкие, длинные здания с зелеными, недавно покрашенными крышами. Часовой, стоявший у будки, сделал винтовкой «на караул», и Бредов отметил про себя, что солдат плохо выполнил прием. Разводящий вел смену и оглушительно крикнул:
— Смирно, равнение направо!
Кончились склады, вдали шумел лес, золотые и красные осенние листья, кружась, неслись по воздуху и мягко ложились на землю. Бредов остановился.
— В сущности, ничего не произошло, — громко сказал он, снимая фуражку. И вдруг неистово закричал, топая ногами: — Молчи, дурак, суслик! Не унижайся хоть наедине с самим собою!
«Нет, нет… — думал он. — Меня никто не оскорбил. Это все из-за нее… Я тут ни при чем. Я — русский офицер, участник японской войны, получил за храбрость Владимира с мечами… Зоя — полька! Господи, как глупо, как страшно! Кто придумал такое?»
Ему стало холодно. Ворона,-каркая, села на ветку в нескольких шагах от него и хитро смотрела черным глазом. Он надел фуражку, запахнул шинель и, согнувшись, побрел в город.
8
Ефрейтор Защима был пьян.
— Зембриовский, иди ко мне, — позвал он.
Наступил вечер, отошла поверка, солдаты готовились ложиться. Молодой солдат Зембриовский остановился перед Защимой, вытянув по швам руки.
— Здравствуй, Зембриовский, — икая, сказал Защима.
— Здравия желаю, пан ефрейтор!
— Не пан!.. Паны у вас в Польше, а я господин… Повтори!
Зембриовский повторил.
— Так… А скажи, кем я тебе прихожусь, полячок?
— Господин ефрейтор Степан Федорович Защима, командир второго отделения, третьего взвода десятой роты Моршанского полка.
— Так, полячок, а самого главного не сказал. Кто я тебе? Не знаешь? У, болван! Ближайший…
— Ближайший, непосредственный начальник, — с трудом выговаривая слова, ответил Зембриовский, не спуская с Защимы испуганных глаз.
Защима покачнулся, поискал руками опору и опустился на койку.
— Ближайший, непосредственный, — пробормотал он, — терзаю я тебя, Зембриовский, притесняю? Конечно, притесняю. Нельзя у нас не притеснять. Все начальники такие… Вот меня фельдфебель тоже и в хвост, и в гриву… Начальник, ничего не поделаешь.
Он повернулся на бок. К нему подошел дежурный по роте:
— Защима, пойдешь завтра старшим к мишеням на стрельбище.
— Иди ты, — сонно промямлил Защима, — не моя очередь.
— Фельдфебель назначил.
Он положил листок на койку, Защима, ругаясь, взял листок.
— «Карцев, Комаров, Рогожин, Кобылкин…» — прочел он — Быть вам к подъему готовыми, а то смотрите… И-эх…
Он повернулся так, что чуть не развалилась койка, и захрапел.
Еще затемно дежурный разбудил солдат, назначенных к мишеням. Карцев, быстро одевшись, вышел во двор, закурил папиросу, задумался. Темные тучи, гонимые ветром, медленно плыли на север. Они были тяжелые, словно каменные. Верхние края их клонились вперед. Казалось, вся земля перемещается вместе с ними. Звезды испуганно вспыхивали в черных провалах неба и исчезали, будто давили их обвалы туч. Грустные мысли одолели Карцева. Он вернулся в казарму. Терпкий, густой воздух ударил ему в нос. Защима, расставив ноги, застегивал пояс. Рогожин, остролицый, с розовыми пятнами на щеках, торопливо обувался, разглаживая на ноге почерневшую портянку.
