Это госпожа де Виллермолаз, мой друг, а я Пьер-Огюстен Карон де Бомарше.
Жиль не верил своим глазам.
— Бомарше?! Автор знаменитой «Женитьбы Фигаро» и «Севильского цирюльника», в которых недавно играла сама королева вместе с графом д'Артуа?
Писатель улыбнулся и поклонился.
— Действительно, мне была оказана эта честь…
Но удивление Турнемина еще не прошло.
— Бомарше — тайный агент короля? Но не вы ли были брошены в тюрьму по его приказанию?
— Да, в Сен-Лазар, но вовсе не по приказу короля. Это были происки мосье: меня засадил в Сен-Лазар, вас — в Бастилию. Несколько дней спустя король освободил меня оттуда. Почти как и вас, но немного проще: хватило простого приказа об освобождении. Хочу добавить, что я уже давно у него на службе… секретной, хотя он сам вряд ли так думает. Но это не важно…
И он взмахнул рукой, как бы прогоняя грустные мысли.
— Не кажется ли вам, шевалье, что, прежде чем разговаривать о политике, надо как-то вас высушить. Вы с господином Понго совершенно мокрые, посмотрите, во что превратился любимый ковер Терезы!
— Ах, извините, мадам! Мы никак не думали оказаться в салоне.
— Я вовсе не сержусь на вас, сударь, — улыбнулась Тереза, ласково глядя на своего мокрого гостя. — Пьер-Огюстен подыщет вам какую-нибудь сухую одежду, а потом мы поужинаем. У меня есть свежие яйца, я привезла их вчера из Эрменонвиля, и, надеюсь, вам понравится мое клубничное варенье.
Некоторое время спустя, облаченный в палевый с белыми и зелеными разводами халат, принадлежавший самому Бомарше, Жиль восседал за столом рядом с Понго, одетым в пурпурную мантию, делавшую его похожим на короля из трагедии.
Отдавая честь вареным яйцам, чудесным хрустящим хлебцам и душистому кофе, Турнемин рассматривал своих хозяев.
Тереза была лет на двадцать моложе своего друга, но смотрела на него с почти материнской нежностью, ее прекрасные пепельные волосы, отлично причесанные, несмотря на уже довольно поздний час, обрамляли красивое лицо, а веселые голубые глаза внимательно следили, чтобы никто из гостей не был ни в чем обделен. Свежая, привлекательная, она отлично гармонировала с интерьером столовой: с потолком, расписанным Дориньи, двумя резными буфетами, заполненными массивным столовым серебром и фарфором; стены украшали фламандские натюрморты, а пятнадцать стульев, отделанных темно-красным мебельным плюшем, завершали весь ансамбль.
Мягкий свет лился из большой бронзовой позолоченной люстры.
Чувствовалось, что молодая хозяйка была душой дома, где все дышало порядком, достоинством и радостью. Говорила она с легким акцентом, и Жиль не мог удержаться, чтобы не задать вопрос:
— Откуда вы родом, сударыня?
Она стала такой же красной, как ее варенье.
— 01 Вы заметили мой несчастный акцент? — сказала она с очаровательным смущением. — Я родилась не во Франции, шевалье, а в Швейцарии. Конечно, вам, парижанину, сразу заметно…
— Что вы, мадам, какой я парижанин! Я бретонец и еще совсем недавно был просто бедным крестьянином. Как вам мой деревенский акцент? Ваш выговор очарователен, он напоминает мне моего лучшего друга барона Ульриха-Августа фон Винклерида.
Говоря так. Жиль взял руку молодой женщины и, к явному удовольствию Бомарше, поднес ее к своим губам.
Когда Турнемин отставил пустую чашку, Пьер-Огюстен встал, подошел к одному из буфетов и достал из него большой деревянный ларец, в котором лежали прекрасные, светло-коричневого цвета сигары.
— Не желаете ли, шевалье? Наверное, в Америке вы привыкли курить сигары? Я сам иногда их курю, но редко.
— Действительно, — сказал Жиль, беря осторожно один из табачных цилиндров и вертя его, прежде чем поднести к пламени свечи, — я приобрел там вкус к курению виргинского табака, а также сигар, но этот сорт я пробовал только однажды на приеме у адмирала Грасса. Эти сигары — большая редкость, вам просто повезло, господин Бомарше. У вас, верно, большой интерес к Америке?
Писатель засмеялся, в свою очередь прикуривая от свечи.
— Да, вы правы, большой интерес. Настолько большой, что Конгресс легко забыл о нем. Сигары и кофе, который мы только что пили, — вот и все, что мне осталось от дома «Родриго Хорталес и Компания», филиал которого я открыл даже здесь.
