Боюсь, мы за это жестоко поплатимся.
В крайнем случае — всю вину свалю на Халька. Это он придумал!
* * *
Следующим утром Хальк привел меня и включенного в заговор Темвика в один старых кварталов Тарантии. Назывался он "квартал Рогаро". Это старое аквилонское слово, обозначающее торговцев всяческими редкостями. Магическими предметами, старинными вещами или красивыми и очень древними поделками. Здесь жили люди, содержавшие на первых этажах своих домов многоразличные лавки, магазинчики и даже курительные комнаты для любителей дурящих травок, привозимых из восходных стран. Тут же процветали заведения богатых ростовщиков.
Рогаро выстроен несуразно. Множество маленьких узких улиц, арок, проходных двориков, перепутанных меж собой, как лесные тропинки. Мы свернули на улицу Золотого Тигра, и барон указал нам на коричневый двухэтажный дом с вывеской, под засиженном голубями карнизом: "Торговля достопочтенного Шомо бар-Мираэли из Гарзеи, что в Шеме. Залог, ссуды, покупка драгоценностей. Милости просим!"
Хальк уже успел провернуть дело с закладом Ордена и выкупом чернильницы, которая ныне находилась в объемистом кошеле на поясе Темвика. Оставалось добросовестно разыграть спектакль.
Темвик, после недолгих уговоров согласился поучаствовать в розыгрыше — как и все оборотни, был любителем позубоскалить над ближним и дальним своим. Хальк объяснил ему, что и как надо говорить, дабы у ростовщика не осталось и тени сомнений в преподнесенной ему байке. Оборотня одели как и полагается — полосатые нордхеймские штаны, короткие сапоги, верхняя и нижняя рубахи с тесьмой и вышивкой, плащ заколот серебряной асирской фибулой, меховая шапка, меч в деревянных ножнах — варвар варваром. Аля маскировки Темвику приклеили раздобытые Хальком незнамо где накладные бороду и усы, ибо мой оборотень столь непременные украшения варварского лица не носил, брился каждый день. Где это видывали нордлинга без бороды? Извините, но такого не бывает.
Темвик, грозно сдвинув соломенные брови, толкнул дверь и вошел в заведение ростовщика. Не преминул зацепить ножнами клинка лакированное дерево дверного косяка. Спустя некоторое время я отправился следом. Хальк остался на улице — ждать.
В целом лавка ростовщика оказалась именно такой, какой я себе и представлял. Темные шкафы, забитые пухлыми книгами, прилавок, весы, на стенах в аккуратных деревянных рамочках висят какие-то официальные пергаменты с гербами и печатями — разрешения на торговлю, надо полагать. Пахнет присутственным местом и сургучом.
И сразу на меня обрушился шквал — в лавке свирепо торговались.
В благороднейшем искусстве торгового спора нет народа, способного победить и обойти природного шемита. Ни одного. Кроме варваров с Полуночи, будь то нордлинги, киммерийцы или жители Пограничья. И с каким неземным блаженством они это делают! Я буквально залюбовался Темвиком.
— Да ты, посмотри! Ты глянь! — орал оборотень, тыкая пальцами в выложенную на прилавке чернильницу. — Нет, ты внимательнее посмотри! Да одних изумрудов здесь на шестьсот кесариев!
— Юноша, где вы видите шестьсот? Скажите, где? Какие изумруды — вкрапления малахита!
— Малахита? Что за люди в этой Аквилонии глупые! Какой малахит? Изумруд чистейшей воды! А алмаз на крышечке — скажешь, горный хрусталь? Или вообще стекло?
— Мутный он, твой алмаз!
— Глаза протри, мутным не будет!
И так далее. Месьор бар-Миразли оказался худощавым, средних лет, уроженцем Побережья, одетым в коричневый костюм с полосатой накидкой-таллесом поверх. Угольно-черная бородища веером делала его похожим на гнома-переростка. Вопил он с наслаждением. Легко. Со знанием дела. Но перекрыть раскаты голоса Темвика у шемита не получалось.
Продавать ценный подарок Хальк не желал, чернильницу требовалось отдать в рост — пять кесариев за каждые пятьдесят за седмицу.
Но и оборотень и бар-Мираэли сцепились в словесной битве так, будто решалась судьба Вселенной, ни больше, ни меньше! Никто не желал уступать.
Пока они выясняли, сколько денег получит Темвик за удивительную вещицу, ко мне подбежал здешний служка, с испуганным почтением покосился на хламиду гильдейского мага, посох и волшебное кольцо на пальце, и застенчиво осведомился, что угодно многоуважаемому колдуну. Многоуважаемый колдун надменно процедил, что разговаривать будет только с хозяином. Затем подошел ближе к стойке.
