Беспорядочная процессия, расталкивая локтями и плечами тесно стоявших зевак, двигалась так медленно, что день уже близился к концу, когда мы добрались до дворца. Мы с Али оказались во дворе конюшни, как и в тот раз, когда только прибыли в Ханбалык, в сгустившихся сумерках. Во дворе суетились люди и метались лошади, стоял шум и царила суматоха. Если кто и следил за нами, у него не было возможности разглядеть нас. Тем не менее, когда мы спешились и передали лошадей в руки конюхов, то для видимости попрощались и разошлись в разные стороны.
Шагая прямо, так, чтобы меня было хорошо видно, я направился к лохани для лошадей — ополоснуть запылившееся в дороге лицо. Выпрямившись, я изобразил сильное неудовольствие царившей вокруг суматохой. И направился, распихивая толпу, по направлению к ближайшему входу во дворец, но затем остановился, жестом изобразил отвращение — достойное усилие — и проложил дорогу в толпе туда, где я точно остался бы в стороне от всех. Держась на расстоянии от каждого встречного, я медленной походкой побрел по открытым тропинкам через сад, мосты, перекинутые через ручейки, по террасам, пока не пришел туда, где с другой стороны дворца был разбит новый парк. Я все время оставался на открытом месте, держась подальше от крыш и деревьев, так чтобы любой мог меня заметить и пойти следом. Вдали от дворца народу было меньше, но люди все же попадались — самые мелкие чиновники, которые торопились по каким-то делам, слуги и рабы, сновавшие повсюду, выполняя свою рутинную работу, так как приезд великого хана, естественно, расшевелил весь этот улей.
Однако, когда я приблизился к холму Кара и стал лениво подниматься по тропинке, словно искал, как мне избавиться от столпотворения внизу, я и правда удалился от всех. Вокруг не было видно никого. Поэтому я побрел на вершину холма к Павильону Эха, сначала обошел его с внешней стороны, давая возможность моему предполагаемому преследователю спрятаться внутри стены. И наконец легким шагом прошел через Лунные врата в стене и оказался на внутренней террасе.
Когда я переместился дальше, павильон оказался прямо передо мной и воротами, а я прислонился спиной к богато украшенной стене и принялся разглядывать звезды, одна за другой появлявшиеся на темно-фиолетовом небосклоне над сделанным в виде дракона коньком крыши павильона. Я очень медленно совершил весь путь от внутреннего двора до этого места, но сердце мое билось так, словно я всю дорогу бежал, и я боялся, что его биение, должно быть, слышно повсюду за оградой павильона. Но мне не пришлось долго беспокоиться на этот счет. Послышался голос, он звучал так же, как и прежде: шепот на монгольском языке, тихий и свистящий. Пол говорящего невозможно было определить, но голос звучал так четко, словно шепчущий человек находился совсем рядом со мной; он произнес знакомые слова:
— Я появлюсь, когда ты меньше всего будешь этого ждать.
Я тотчас же завопил:
— Давай, Ноздря! — от возбуждения позабыв его новое имя и статус.
Но, похоже, то же самое произошло и с моим товарищем, потому что он ответил воплем:
— Я схватил его, хозяин Марко!
После этого я услышал бормотание и тяжелое дыхание дерущихся так ясно, словно они боролись прямо у меня под ногами, хотя мне пришлось обежать весь павильон, прежде чем я обнаружил двух людей, сцепившихся и катавшихся по земле у самых Лунных врат. Один из них был Али-Баба, другого я не мог узнать. Он казался просто бесформенной кучей одежд и платков. Но я схватил этого человека, оторвал от Али и держал до тех пор, пока он не поднялся на ноги. Мой друг, задыхаясь, показал на него и произнес:
— Хозяин… это не мужчина… это женщина под вуалью.
И тут я понял, что сжимаю отнюдь не большое и мускулистое тело, однако хватки своей не ослабил. Женщина у меня в руках яростно извивалась. Али подошел и откинул вуаль.
— Ну? — сердито проворчал я. — И кто эта гадина?
Сам я мог видеть лишь ее спину и темные волосы, но мне бросилось в глаза лицо Али, с округлившимися глазами, расширившейся ноздрей, изумленное и почти что до смешного испуганное.
— О всемогущий Аллах! — воскликнул он. — Хозяин… мертвец ожил! Это твоя бывшая служанка… Биянту!
