— Ты никогда не догадаешься! — воскликнул я ликующе и начал было расхваливать прелести Ху Шенг. Но осекся, заметив, что Али не обрадовался вместе со мной. — Ты выглядишь необычно хмурым, старина. Тебя что-то гнетет?
Он пробормотал:
— Этот гонец из Ханбалыка привез и другие новости, не столь радостные…
Я присмотрелся к нему повнимательней. Спрятанный под седой бородой подбородок явно дрожал.
— Да что случилось?
— Гонец сказал, что, когда он покидал город, его перехватил один из моих мастеров каши, который просил передать мне, что Мар-Джана пропала — ушла и не вернулась.
— Что? Твоя добрая жена Мар-Джана? Но куда же она могла подеваться?
— У меня нет ни единой мысли на этот счет. Торговец из лавки сказал, что какое-то время тому назад — должно быть, с месяц или больше — в лавку каши зашли два дворцовых стражника. Мар-Джана отправилась с ними. С тех пор ее не видели и ничего о ней не слышали. Работники, разумеется, пребывают в смущении и замешательстве. А больше мне ничего не известно.
— Дворцовая стража? Но тогда это, должно быть, какое-то официальное дело. Я побегу обратно к Хубилаю и спрошу…
— Он утверждает, что ничего об этом не знает. Я ведь уже ходил и расспрашивал его. Он, кстати, велел мне укладывать наши вещи. И поскольку мы возвращаемся в Ханбалык немедленно, я не стал поднимать шума. Полагаю, что, когда мы прибудем туда, я узнаю, что произошло…
— Это все очень странно, — пробормотал я.
Больше я ничего не сказал, хотя мигом возникли непрошеные воспоминания — записка, которую привез Али: «Я появлюсь, когда ты меньше всего будешь этого ждать». Я не показывал записку Али и не сообщил ему, о чем в ней говорилось. Я не видел нужды беспокоить товарища своими проблемами — или я тогда считал, что они являются только моими, — поэтому просто порвал и выбросил то послание. Теперь я жалел об этом. Как я уже говорил, мне было трудно разбирать монгольское письмо. Вдруг я что-нибудь неправильно понял? А не могло быть так, что на этот раз там говорилось о чем-то другом? «Жди меня там, где меньше всего можно этого ожидать», например? А вдруг письмо передали Али-Бабе не для того, чтобы напугать или предупредить меня, а чтобы избавиться от него, убрать из города и провернуть в его отсутствие свои грязные делишки?
Какой бы таинственный враг ни желал мне зла, он, похоже, был осведомлен, что в Ханбалыке остались три человека, которые были мне действительно дороги. Отец и дядя — но они были взрослыми мужчинами, сильными, способными за себя постоять. Кроме того, кто бы ни попытался причинить им зло, он ответил бы за это перед разгневанным великим ханом. Однако третьим человеком была добрая, красивая и нежная Мар-Джана, всего лишь слабая женщина, в прошлом ничтожная рабыня, которой никто не дорожил, кроме меня и моего бывшего раба. С тяжелым сердцем я припомнил, как она говорила: «Мне оставили жизнь, но не больше…» и, продолжала, тоскуя: «Если Али-Баба сможет любить то, что от меня осталось…»
А вдруг мой неизвестный враг, тайком нашептывавший мне угрозы, похитил эту очаровательную женщину только для того, чтобы ранить меня? Если так, то этот человек просто отвратителен и омерзителен, но умен и не ошибся в выборе жертвы. Я помог спасти свергнутую царевну Мар-Джану от унижений и рабского существования, и, в конце концов, именно благодаря мне бедная женщина обрела безопасное и счастливое прибежище. Я вспоминал, как она говорила: «Прошедших двадцати лет словно никогда и не было» — и окажись я теперь причиной ее новых страданий, это, конечно же, ранило бы меня очень сильно.
Я рассудил, что мы всё узнаем, когда попадем в Ханбалык. Но меня мучило мрачное предчувствие: для того чтобы отыскать пропавшую Мар-Джану, нам сначала надо было найти прячущуюся под покрывалом женщину, которая отдала Али послание для меня. Но в тот момент я не сказал старому другу ничего. Он уже и без того был достаточно обеспокоен. Я также поумерил свои восторги относительно прекрасной Ху Шенг из уважения к нему и его любимой, которую он один раз уже потерял раньше и которой теперь лишился снова.
