Тело Укуруя благоговейно уложили в могилу, рядом с ним покоились трупы только что убитых пленников юэ и двух несчастных женщин бон, а ближе всех к нему лежало тело министра малых рас. Пао так перекосило во время агонии, что похороны даже на время приостановили, и шаманы переломали немало костей, чтобы как следует распрямить его тело. Затем те воины, которые принимали участие в похоронах, установили деревянную подставку между телами и входом в могилу и принялись прикреплять к ней луки со стрелами.
Баян объяснил мне:
— Это изобретение придворного золотых дел мастера Бошера. Мы, военные, не всегда с презрением относимся к изобретателям. Смотри — стрелы натянуты таким образом, что они нацелены на вход; луки согнуты; эта подставка удерживает их в таком положении, но рычаги у нее очень чувствительные. Если грабители могил все-таки отыщут это место и разроют его, то как только они вскроют могилу, рычаги расцепятся и их встретит ураганный заградительный залп стрел.
Могильщики закрыли вход землей и валунами в таком продуманном беспорядке, что могила была неотличима от валявшихся рядом камней. Я спросил, глядя на это:
— Но если вы тратите столько усилий, чтобы могилу нельзя было обнаружить, тогда как вы сами отыщете ее, когда придет время построить монумент?
Баян просто взглянул в сторону, я посмотрел туда же. Несколько воинов привели из табуна за повод одну из кобыл, к ней жался маленький жеребенок. Одни мужчины держали повод, тогда как другие оттаскивали малыша прочь от матери на то место, где была могила. Кобыла начала вырываться, ржать и лягаться, причем она стала делать это еще яростней, когда мужчины, которые держали жеребенка, подняли свои боевые топоры и размозжили ему голову. Кобыла все лягалась и призывно ржала, пока могильщики забрасывали землей его трупик. Баян сказал:
— Вот. Когда мы снова здесь окажемся, даже если пройдет два или три года, нам нужно будет только отпустить кобылу, и она приведет нас на это место. — Он замолчал, задумчиво пожевал своими огромными зубами, а потом сказал: — Теперь вот что, Поло. Хотя ты и заслужил награду за эту победу, однако, увы, здесь нет никаких трофеев, которыми можно было бы с тобой поделиться. Однако не огорчайся. Если ты собираешься продолжить с нами путь, то следующий город, который мы атакуем, будет Юньнань Фу. Обещаю, что ты окажешься среди старших офицеров, которым разрешат первыми выбирать себе трофеи из добычи. Юньнань Фу — большой город и чрезвычайно богатый, как мне говорили, а женщины юэ весьма привлекательные. Что скажешь?
— Это щедрое предложение, орлок, и весьма соблазнительное. Я очень тронут вашей заботой. Но думаю, что мне лучше устоять перед искушением и поспешить обратно, дабы поскорее передать великому хану все новости, хорошие и плохие, подробно доложить ему о том, что здесь произошло. С вашего позволения, я отправлюсь в Ханбалык завтра, когда вы выступите на юг.
— Я так и думал, Марко. Ты человек долга. Поэтому я уже продиктовал для тебя служителю при дворе письмо Хубилаю. Оно должным образом скреплено печатью и предназначено только для его глаз, но я не делаю секрета из того, что в нем много хвалю тебя и полагаю, что ты заслужил награды, причем не только от меня. Теперь я пойду и пошлю двух гонцов вперед. Хочу, чтобы они выехали немедленно и начали готовить для тебя дорогу. А когда ты завтра отправишься в путь, я выделю тебе двух воинов в качестве провожатых и дам вам лучших лошадей.
Вот и все, что произошло со мной в Юньнане. На этом закончился мой единственный опыт ведения войны на суше. Я не приобрел трофеев, мне не представилось случая составить какое-либо мнение о женщинах юэ. Но те, кто наблюдал за моей короткой военной карьерой — выжившие, по крайней мере, — казалось, были согласны с тем, что я вел себя достойно. Я участвовал в сражении под командованием орлока Баяна — это уже кое-что, об этом можно рассказать моим внукам, если они у меня когда-нибудь будут. Итак, я снова повернул в сторону Ханбалыка, ощущая себя закаленным и бывалым ветераном сражений.
