— Ты собираешься ограбить нас? Но ты ведь хотел отплатить мне добром за добро!
— Я так и сделал. Я ведь вполне мог бы оказаться и не таким добрым. — Он махнул в сторону кровавой груды тел монголов. — Радуйся, что твой kismet иной.
— Кстати о kismet, — громко произнесла Ситаре, чтобы отвлечь меня, — скажи мне, Марко-эфенди, что стало с моим дорогим братом Азизом?
Рассудив, что мы и так находились в достаточно опасном положении, я решил не рисковать и не усугублять его еще больше. Ни Ситаре, ни ее свирепый супруг не обрадуются известию, что ее маленький братец умер больше двадцати лет тому назад и что мы допустили, чтобы такая же банда грабителей убила его. Да и в любом случае мне не хотелось без нужды огорчать старую подругу. Поэтому я решил солгать и громко, чтобы меня услышал отец, начал рассказывать:
— Мы доставили Азиза в Машхад, как ты и хотела, Ситаре, мы тщательно охраняли его целомудрие во время всего путешествия. Там ему улыбнулась удача: мальчику удалось поймать в свои сети одного торговца — очень доброго и состоятельного. Когда мы оставили их, оба, кажется, были вполне довольны друг другом. Насколько я знаю, они до сих пор вместе торгуют то тут, то там на отрезке Шелкового пути между Машхадом и Балхом. Азиз давно уже стал взрослым мужчиной, но я уверен, что он все еще такой же красивый, как и раньше. Такой же, как и ты, Ситаре.
— Al-hamdo-lillah, я надеюсь, что так оно и есть, — вздохнула она. — Когда оба моих сына были еще мальчишками, они очень походили на Азиза. Но мой отважный Неб, поскольку он не кашанец, не позволил мне вставлять golulè в наших мальчиков или же показывать им, как пользоваться косметикой, готовясь к тому, что когда-нибудь они обретут верных любовников-мужчин. Именно поэтому они сами и выросли такими мужественными и всегда занимались sikimek только с женщинами. Вон они, мои мальчики, Нами и Орон, которые сейчас разувают мертвых монголов. Представляешь, Марко-эфенди, а ведь оба моих сына сейчас старше, чем был ты, когда я тебя встретила? Ах, до чего же хорошо получить весточку об Азизе спустя столько лет и узнать, что он добился в жизни такого же блестящего успеха, как и я сама. Мы обязаны этим тебе, Марко-эфенди.
— Чепуха, — скромно сказал я.
В глубине души я надеялся, что после известия об Азизе нам вернут хотя бы часть награбленного, но этого не произошло. А когда отец понял, что нас ограбили, он лишь смиренно вздохнул и сказал:
— Ну, когда нет пира, то и свече рады.
И правда, нам ведь оставили жизнь. Из тех ценностей, которые мы сами должны были отвезти домой, одну треть я роздал, будучи еще в Ханбалыке, и в любом случае они составляли лишь небольшую часть, по сравнению с теми, что мы за эти годы уже отправили из Китая на родину. К тому же бандиты оставили нам одежду и личные вещи. И хотя мы едва ли могли радоваться тому, что нас ограбили в самом конце столь долгого путешествия — особенно мы сожалели о потере великолепных звездчатых сапфиров, которые приобрели на Шри-Ланке, — однако все-таки отчаянию предаваться не стали.
Неб-эфенди разрешил нам добраться на наших лошадях до прибрежного города Трабзона и даже проводил нас дотуда, чтобы защитить от дальнейших нападений курдов; и действительно, на протяжении всего пути разбойники из учтивости воздерживались от того, чтобы убить кого-нибудь или подковать. Когда мы спешились в окрестностях Трабзона, Чити Аякабби дал нам пригоршню наших же монет, достаточную для того, чтобы мы смогли оплатить проезд и купить себе еды на дорогу до Константинополя. Таким образом, мы с ним расстались по-дружески, и Сапожник-Разбойник не зарубил меня даже тогда, когда Ситаре одарила меня на прощание медленным и чувственным поцелуем, как уже однажды сделала около двадцати с лишним лет тому назад.
Хотя в Трабзоне, на берегу Эуксина, или Кара, Черного моря, мы все еще оставались больше чем в двухстах фарсангах от Константинополя, но мы были рады впервые с тех пор, как покинули Акру в Леванте, оказаться на христианской земле. Мы с отцом решили не покупать новых лошадей, поскольку путешествовать верхом дяде Маттео было бы тяжело. Поэтому, прихватив то немногое, что осталось от наших вьюков, мы отправились на побережье и там после недолгих поисков нашли похожую на баржу gektirme — рыбачью лодку, капитаном которой был христианин-грек, а весь экипаж состоял из четырех его неуклюжих сыновей. С Божьего благословения он доставил нас до Константинополя, кормил нас всю дорогу и, благодарение Богу, запросил за свои услуги такую сумму, которая у нас была.
