— Cazza beta! — выпалил я. — Даже язык у них ленивый!
До этого я хотя и осуждал народ мьен за апатию и неряшливость, но все-таки делал скидку на климат Ава, который, да видит бог, был гнетущим и расслабляющим. Однако настроенный по-дружески pongyi по своей воле открыл мне поразительную и ужасную правду о мьен. Они стали так называться, сказал он, когда впервые пришли в Тямпу и заселили страну, которая теперь известна как Ава, — это произошло, пояснил он, всего лишь около четырех сотен лет тому назад.
— Но кто же мьен были по происхождению? — спросил я. — И откуда они пришли?
Pongyi ответил:
— С Тибета.
После этого мне все стало ясно! Мьен оказались всего лишь переселенцами с Тибета, жалкими бон. И если бон пребывали в летаргическом состоянии (как умственно, так и физически) даже наверху, в бодрящем климате своего родного нагорья, то стоит ли удивляться, что здесь, внизу, в истощающей жизненные силы местности, они, должно быть, выродились еще больше, ибо тут единственная деятельность, которой они предавались добровольно, сводилась к бессмысленному жеванию, а самым страшным богохульством считалось вялое «мать!»; даже созданная их царем письменность и та оказалась какой-то безвольной.
Вообще-то я человек незлой и из милосердия вынужден признать, что от людей, которые проживали в тропическом климате и джунглях, нельзя было и ожидать слишком больших устремлений. Должно быть, вся их воля уходила на то, чтобы просто выжить. Меня самого трудно назвать лентяем, но в Ава я всегда ощущал упадок сил и устремлений. Даже у моей обычно такой бойкой и живой Ху Шенг движения стали какими-то замедленными. Мне и прежде приходилось бывать в жарком климате, но нигде воздух не был так насыщен влагой, не был таким тяжелым и расслабляющим, как здесь, в Ава. Только представьте, я даже периодически выжимал из одеяла горячую влагу и накидывал его поверх головы — так, чтобы одновременно его носить и дышать через него.
Клоачный климат сам по себе был достаточным несчастьем, но он также порождал и другие многочисленные напасти. Хуже всего были обитающие в джунглях паразиты. Днем наша баржа плыла вниз по течению реки, сопровождаемая плотным облаком москитов. Мы могли хватать их горстями; их жужжание было таким же громким, как и храп змеев ghariyal на покрытых грязью берегах; их постоянные укусы со временем, к счастью, вели к оцепенению кожи и переставали болезненно восприниматься. Когда кто-нибудь из наших людей ступал на мелководье, чтобы помочь барже причалить к берегу на ночь, то после того, как он выходил из воды снова, его ноги и одежда все становились сплошь в черно-красную полоску. Черными полосками были длинные, скользкие, цепляющиеся к несчастному пиявки, которые присасывались к нему прямо через ткань одежды; они сосали так жадно, что сами давились струящейся кровью. Не лучше обстояло дело и на суше: здесь нас атаковали огромные красные муравьи и жалящие оводы; их укусы были настолько болезненными, что, как мы говорили между собой, могли довести до бешенства даже слона. Ночь приносила лишь слабое облегчение, потому что вся земля кишела блохами, такими мелкими, что их нельзя было рассмотреть, не то что поймать, но болячки в местах их укусов разрастались до огромных размеров. Единственным спасением служили благовония, которые зажигала Ху Шенг, и нам не было никакого дела до того, сколько nat они могли привлечь.
Уж не знаю, что было тому причиной — жара, влажность или насекомые, а может, все вместе, — но многие люди в джунглях страдали от недугов, и никогда нельзя было определить, умрет человек или выздоровеет. (В Юньнане всю территорию Тямпы называют Долиной лихорадки.) Двое наших выносливых лодочников один за другим свалились от какой-то загадочной тропической болезни, а может, и от нескольких сразу, и нам с Юссуном пришлось выполнять их повседневные обязанности. Десны обоих мужчин стали красными от крови, как у этих жвачных коров мьен, большая часть волос выпала. Плоть под мышками и между ног начала гнить, стала зеленоватой и рыхлой, как испорченный сыр. Какого-то рода грибки поразили их пальцы на руках и ногах, так что все ногти стали мягкими, влажными, сильно болели и кровоточили.
