Мы подъехали к святилищу, и Элгарет встретила нас. Эйран закричала и стала корчиться на носилках;
Нолар и Анисл, шедшие рядом, с трудом ее удерживали.
И хоть я мало разбираюсь в родах, мне показалось, что время ее пришло.
Мы отвязали носилки и готовы были занести их, но Элгарет преградила нам путь. Она стояла в дверях, положив руку на свой камень.
— Не несите ее к камню. — Голос ее звучал резко, таким я его никогда не слышал. — В ней Тьма.
Ярет держал передние ручки носилок. Будь его руки свободны, он ударил бы волшебницу. Лицо его потемнело, сокол летал над ним с криками, но не решался напасть.
Арона и Нолар плечом к плечу встали перед волшебницей. Анисл закричала:
— Ее время пришло! Во имя Гунноры, госпожа, сжалься!
— Зло не так легко убрать, госпожа, — сказала Арона Элгарет. — С ним нужно сразиться, и я это сделаю, клянусь Джонкарой. А разве ты не примешь участия в битве? Разве ты не давала клятву использовать Силу, когда в этом есть необходимость? Или ты умеешь только поворачивать горы и убивать людей?
Так стояли они друг против друга, у одной рука на камне, у другой жезл. И, к моему величайшему изумлению, сдалась Элгарет. Она отступила и позволила занести Эйран в помещение.
Деррен пошел присматривать за лошадьми. Но Ярет опустился на колени и взял руки Эйран. Женщина стонала и металась. Нолар и Анисл присматривали за ней, а я собрался выйти. Но Нолар покачала головой и указала на место у двери. Я чувствовал, как над нами нависает какая-то угроза.
И попытался прощупать ее. Из бесформенной тьмы возникла мрачная птица, сокол. Летящая-в-Бурю болезненно впилась мне в плечо когтями. Мне казалось, что птицы не могут стонать, но теперь самка издавала очень похожие на стон звуки. Когда Ярет опустился на колени, его сокол сел на спинку стула, и я видел его блестящие глаза. Равит сидела у моих ног, я чувствовал, что ей страшно, но она меня не покидала.
У головы Эйран стояла Элгарет, и свет ее камня освещал лицо женщины. У ее ног встала Арона и направила жезл на проход, через который должен появиться ребенок. А я, напрягая свой слабый дар, пытался определить, что нам угрожает.
Эйран коротко крикнула, и ребенок оказался в подставленной Алисл родильной тряпице. Послышался звук — но не обычный детский плач, а, скорее, дикий торжествующий хохот, как может смеяться взрослый мужчина.
Арона опустила свой жезл, но не коснулась ребенка.
Она держала жезл на уровне его сердца. Сильно запахло жженой плотью и перьями.
— Назови себя — именем Великого Сокола, которым овладела Тьма, именем Силы, именем всей мощи Джонкары — назови себя! — Голос Ароны заглушил этот смех.
Наступила полная тишина, даже птицы и собака застыли.
— Велдин.
Одно слово, имя. Я видел, как вздрогнул Ярет, как будто его ударили хлыстом. Голова его дернулась.
— Велдин, — повторила Арона. — Мы бросаем вызов.
Я мог бы поклясться, что слышу тяжелое дыхание, как будто какое-то животное — или человек — затаилось и ждет.
— Именем Великого Сокола, — снова заговорила Арона, — принимаешь ли ты вызов, Велдин? Выходи а испытай свою силу. Так ли ты силен, как думаешь?
— Схватка с женщиной! — Он произнес последнее слово, словно величайшую непристойность.
— Схватка со мной! — Ярет вскочил, его взгляд искал противника. — Если бы я не видел твоей смерти, если бы это не была иллюзия… Да, принимай мой вызов, Велдин!
Снова тот же смех.
— Нет, сокольничий. Хоть ты и предал наш род, меня останавливает клятва крови. Попробуй взять оружие!
Рука Ярета двинулась к мечу. Но тут я увидел, как она остановилась, словно ее придавила огромная тяжесть.
Воздух сгустился, и в нем появилась неясная фигура человека в шлеме сокольничего и в латах. Кладбищенский запах усилился.
Но если Ярет не мог пошевельнуться, меня ничего не удерживало. Передо мной была реальная угроза. Дар Тьмы может быть таким же могучим, как дар Силы.
— Ты хорошо послужил мне, полукровка. — Птичий шлем повернулся, глаза за его разрезами разглядывали тело ребенка. — Я снова жив и могу вести бой.
— Ты получил вызов, — сказал я. — А я не связан клятвой, и я — не женщина…
Голова повернулась ко мне с быстротой нападающей змеи. Глаза, в которых горел адский огонь, разглядывали меня.
