Их заставили встать и на веревках потащили обратно к холму. Какой-то рыжий на кобыле разъезжал среди разметанных костров. Другие палками отгоняли истерично кричавших женщин от тел кентавров. Мертвые лежали тут и там. Копыта Хиронида то и дело оскальзывались в крови. У него было темно в глазах. Раньше люди так никогда не поступали, и кентавр не мог понять, почему поступили теперь?
Они всегда были рады гостям. Вернее из женщины. Их женщины? Эта мысль впервые пришла ему в голову. Он вдруг осознал, что почти никогда не видел мужчин-торетов, хотя деревня была близко. Теперь они вырвались на волю и готовились разнести весь свет!
Кентавр ступал, спотыкаясь на изрытой копытами земле. Еще час назад здесь было очень хорошо. Но теперь те, кто вспахивал своими боками поле, коченели на нем безжизненными грудами.
II
Радка поправила кожаный пояс и вышла на улицу. Стойбище арихов, куда она приехала заплатить выкуп родичам убитой Псаматы, располагалось на краю неширокого, поросшего камышом лимана. То и дело над холодной водой взлетали утки, еще не покинувшие родных мест, и люди вволю могли охотиться на них, чтоб засолить жирное мясо болотной дичи в прок. Его неприятно было жевать, в отличие от тонких полосок конины, но брошенное в котел, оно, как баранина, давало обильный бульон.
На дорогих царских харчах в Горгиппии Радка уже отвыкла от простой еды своих соплеменников и сейчас едва ли не с отвращением смотрела, как хозяйки старательно моют выпотрошенные лошадиные кишки. "Когда я стала такой чистоплюйкой?" В детстве она не раз делала подобную работу сама, не говоря уже о том, что светлила волосы конской мочой с пеплом.
Сейчас десятница смотрела на происходящее совсем другими глазами. Она ли бегала по такому же стойбищу в короткой кожаной рубахе, подол которой был вечно грязен от овечьего навоза? Ей ли в детстве вплетали в косы бубенчики, чтоб она, как козленок, не отбилась от других малышей и не потерялась во время перекочевки?
После жизни бок о бок с греками, которые ухитрялись зимой и летом носить одежу из разных тканей, Радка видела, как бедны сородичи. Они жадно глазели на ее бронзовый акинак и обшитый бляшками пояс. Мягкие сапожки-скифики приводили их в восторг, хотя у самих было достаточно кожи, чтоб обуть всю степь!
Среди этой нищеты вира, привезенная убийцей Псаматы, оказалось более чем достаточной, чтобы удовлетворить род. Золото и бронзовое оружие произвели на дочерей задиристой поединщицы сильное впечатление. Но как ни простодушна была Радка, она все-таки почувствовала, что ее щедрость - не единственная причина, по которой сородичи Псаматы так легко согласились закрыть глаза на убийство. В стойбище что-то происходило, люди шушукались по углам, обсуждая какие-то недавние события у Кобыльего холма, к месту и не к месту поминая торетов - родное племя Радки.
Десятница так и не могла решить: потому ли ее не трогают, что она служит Тиргитао или потому что она торетка, а тореты только что выкинули нечто такое, о чем никто не решается говорить вслух.
Подозрения всадницы еще больше возросли, когда похороны Псаматы прошли по недостойному ритуалу. Поединщица была богата, имела не меньше десяти рабов и больше 50 голов крупного скота, не считая овец и коз. По договору ее посещали мужчины из четырех хороших семей, каждый из которых, конечно, имел еще жен в других родах, но ни одной столь состоятельной и знаменитой. Кто-то из них - наиболее бедный, а главное младший в своей семье - должен был отправиться вслед за Псаматой к Великой Матери. Но они предпочли столкнуть под насыпь чужака...
-- Я не верю, что этот общипанный воробей убил Псамату! - разорялся старший из мужей покойной Барастыр. Его голос звучал из-за войлочной стены юрты, в которой лежали сосновые сани с грузным телом покойной. - Это была нечестная драка, ее обманули и зарезали.
-- Побойся Кобыльеголовой. - возразил другой по имени Хумай. - Сани легкие, как перышко, а если б Псамату убили предательски, тело камнем тянуло бы их к земле.
-- Все женщины подтвердили, что поединок был честным. - Раздались голоса. Вира уплачена. И кончим с этим!
