Машина Керби давно выехала на Фривей и теперь, не встречая на своем пути никаких преград, уверенно шла вперед. Девушка так и не кричала. И не плакала. Петерсон, захлебываясь, растолковывал ей суть дела. Она, казалось, слушает его. Он не хотел поворачивать к ней голову, чтобы те, сзади, не заметили, что он с ней разговаривает. Он не был уверен, действуют ли на нее его слова.
— Понимаете? — спрашивал он.
— Нет,— отвечала девушка.— Если вы и в самом деле полицейский, то почему тогда связаны мои ноги?
Петерсон вздыхал и глядел в смотровое зеркальце.
— Если вы и в самом деле полицейский,— упрямо твердила она,— то почему тогда вы не развяжете мне ноги и не отвезете меня домой?
— Не подымайтесь,— в пятый раз приказал он.— Если вы сядете, они могут что-нибудь заподозрить.
— Вы не отвечаете на мои вопросы.
— Я не могу развязать вам ноги и отвезти вас домой, пока от нас не отвяжутся ребята Керби,— наконец огрызнулся он.
— Какие глупости! — сказала девушка и соскользнула на пол.
— Что? — вздрогнул Петерсон.
Она свернулась на коврике и уперлась лбом в сиденье.
— Мне кажется, все это так глупо,— сказала Сьюзен.
— Вы ничему не верите,— мрачно заметил Петерсон.— Глупости, да? Тогда скажите мне: если вы верите, что я хочу вас укокошить в какой-то там хижине на краю света, почему же тогда вы не кричите и не пытаетесь выпрыгнуть из машины, как это принято в подобных случаях?
— Я не стану кричать до тех пор, пока не буду знать, что это мне поможет,— сказала она.— Я не хочу, чтобы меня «оглоушили». Но как только представится подходящий момент, я постараюсь от вас удрать.
Петерсон скрипнул зубами.
— Я вас просто не пойму.
— А я вас,— отпарировала Сьюзен.— Вы меня ударили.
— А я от этого разве отказываюсь? — запальчиво сказал Петерсон. Он заметил, что «мальчики» в задней машине свернули следом за ним с Фривея.— Вы благоразумны, поэтому поймете, что сейчас не время удирать. И, пожалуйста, даже не пытайтесь. «Мальчики» в задней машине вас прибьют.
— Какие глупости,— сказала она. - Каким образом?
— Вы что, не верите, что у них есть оружие? Эдди мне сам его показывал.
— Оружие! — фыркнула она.
— Глупости, да? — сердито передразнил Петерсон.— А теперь послушай-ка меня, ты, маленькая глупышка.— Петерсон и в самом деле был жутко зол. Дело в том, что он, помимо всего прочего, почувствовал вдруг, как же глупы эти взрослые люди, разъезжающие с оружием в машинах. И все только ради денег! — Я завалил свое задание,— сказал он,— а может, и всю свою карьеру, только лишь для того, чтобы не дать тебе погибнуть. И я не позволю, чтобы тебя пристрелили сейчас. Если б только я мог тебя «оглоушить». Так трахнуть, чтоб ты лежала и не шевелилась.
Она вскинула головку.
— А почему же вчера вечером, когда я остановилась с вами поговорить, вы не сказали мне, что вы полицейский?— О святая простота! Посвящать тебя в тайну полиции? Да почем я знал, что тебе можно верить?
— Выходит, вы допускаете, что у каждого человека два лица? — спросила она, немного подумав.— И вы пытаетесь убедить меня в том, что у вас их тоже два. Это ложь. Все это ложь от начала до конца.
— Это моя работа,— буркнул он.— Я подчиняюсь приказам. И я бы не сказал, что мне по душе эта, как вы называете, ложь.
— А как вы это называете?
— Секретное задание,— пробормотал он, вдруг почувствовав себя идиотом.— Мы предпочитаем длинные названия. Звучит как-то солиднее.
Они ехали по шоссе. Местность была холмистой. «Мальчики» висели на пятках. Сьюзен Миллер сидела на полу, упершись локтями в сиденье и уткнувшись подбородком в сомкнутые кисти.
— Вы подчиняетесь приказам Керби,— произнесла она свой приговор.
— Ну, конечно же! Ты что, чокнутая?
— Вы ударили меня. Больно ударили.
— Да, ударил,— устало согласился он.— И надо было больно. Чтоб мне поручили тебя убить. А теперь будь добра, не мешай мне.
Она открыла было рот.
— Глупости, а? — издевался он.— Вся беда в том, что ты не веришь в дьявола.
Ну и странно говорить такое вслух!
— Я не верю, что дьявольское может быть в поступках людей. Но сам-то дьявол есть, я знаю,— серьезно сказала она.
