— Понимаю, — она снова то ли вздохнула, то ли всхлипнула. — Но я больше не могу, у меня уже сил нет.
— Это ничего, — приобнял ее Андрей. — Я с тобой своими поделюсь… Вместе — обязательно что-нибудь родим.
— Что?
— Не знаю пока… У меня маловато информации, но я чувствую — все получится… Только нам с тобой очень о многом поговорить придется… Чем больше я буду знать — тем больше шансов на успех… Мне нужен максимум информации о Палыче, о его делах, о тебе. Тогда я смогу правильно прикинуть расчет сил и средств, тогда мы обязательно что-нибудь сочиним… Веришь?
— Верю? — переспросила Катя и после недолгой паузы ответила: — Может быть… По крайней мере я хочу в это верить.
— Ну, и замечательно, — Обнорский снова потянулся было к ней, но Катерина остановила его движением руки:
— Подожди… Подожди, Андрей… Я хочу, чтобы ты еще раз подумал — тебе-то зачем лезть во все эти дела?…
— Я уже тебе объяснял…
— Да… Но… Я боюсь за тебя. Ты хороший парень… А я… У меня три мужика было — за всю жизнь… И все трое — погибли, их убили… Я боюсь, что на мне какой-то рок.
Она говорила абсолютно серьезно, и на Обнорского вдруг повеяло жутью, ворохнулось в груди недоброе предчувствие — вспомнился вдобавок странный сон, привидевшийся ему, когда он задремал в машине у «Гранд-отеля»… В том сне его погибшие друзья не хотели пускать Андрея к Рахиль Даллет… Серегин почувствовал внезапный безотчетный страх, но, мгновение спустя, он тряхнул волосами и улыбнулся, по-волчьи оскалив зубы:
— Ерунда это все… Горя бояться — счастья не видать, а от судьбы все равно никуда не уйдешь, роковая ты наша. Нужно просто научиться прошлые ошибки учитывать — и свои, и чужие… И боятся ничего не надо — и никого… Боятся только одного можно и нужно — чтобы самому в скотину не превратиться. Не переживай, Катя, справимся мы со всем. По одиночке не смогли — значит вместе сможем! Знаешь, как говорят — ум хорошо, а… полтора лучше…
Она сердито фыркнула, но Андрей тут же успокаивающе погладил ее по спине:
— Тихо, тихо… это я свой ум за половинку посчитал, а ты что подумала?
От него веяло спокойной и решительной силой, и Катя устало положила голову ему на грудь:
— Так что ты предлагаешь? Что ты собираешься делать?
— Что делать? Сейчас нам надо просто отдохнуть, выспаться как следует, а то уже мозги закипают… Потом встанем, поедим — еще поспим… Потом начнем разговаривать… Я буду спрашивать, ты — отвечать… Потом — наоборот… Главное сейчас не торопиться, чтобы глупостей не наделать. Думать будем — и обязательно что-нибудь придумаем. У меня, вообще-то, башка хорошо работает, даром что по ней били много… Спи и ничего не бойся… Я шкурой чувствую — все нормально будет, что-нибудь да сочинится…
Андрей говорил все глуше и глуше — чудовищная, неимоверная усталость брала свое, и он даже сам не заметил, как уснул, пробормотав напоследок что-то совсем непонятное:
— Ман джадда — ваджада…[32]
Катерина еще долго смотрела на него с очень странным выражением на лице… Она смотрела на спящего Обнорского, и в ее глазах боль сплеталась с благодарностью… Она еще не поверила ему до конца, но Андрей дал ей самое главное — надежду… Кто знает, может быть, этот странный журналист действительно сможет что-нибудь, как он выражается — сочинить?… Катя легким прикосновением убрала со лба Серегина спутавшуюся прядь черных волос и тихо шепнула:
— Спи… Сочинитель…
А потом сон пришел и к ней — и впервые за очень много месяцев Катерина спала глубоко и спокойно, не просыпаясь от измучивших ее кошмаров, не вскидываясь от малейшего шороха…
ноябрь-декабрь 1993 года
Заканчивался 1993 год, и все, кто так или иначе были причастны к странной истории, связанной с несостоявшимся покушением на Антибиотика, провожали его по-разному…
* * *
Виктор Палыч после гибели Кораблева на Сенной показывался на людях редко, среди «братанов» прошел даже слух, что он, якобы, завел себе двойника… Антибиотик стал каждую неделю заезжать в церковь и даже пожертвовал немалые деньги на строительство часовни в деревушке неподалеку от Новгорода Великого. В разговорах со своим окружением Виктор Палыч часто заводил речь о душе и Боге и всюду таскал с собой Библию. Кстати — на назначенную им стипендию трое мальчишек-сирот из интерната для особо одаренных детей уехали учиться в Оксфорд… «Обмяк наш дедушка», — пошли смешки среди городской «братвы», однако вскоре эти смешки затихли — после того, как Виктор Палыч твердой рукой поставил точку в судьбе одного молодого пацана, уличенного в крысятничестве
