— Ну почему? — возразил Мартынов. — Очень даже представляю. Когда удается засадить опасного преступника, я тоже испытываю кайф. У вас большая семья?
— Да как сказать… Мою жену зовут Ирина Александровна. Три года назад она закончила Институт культуры. Есть двое детей от первого брака. Сейчас они уже достаточно взрослые, младшему — шестнадцать, старшей — восемнадцать. Мы часто видимся. Дети есть дети.
Немного поколебавшись, Рогов достал портмоне. Это был „Монблан“, стоило портмоне около тысячи долларов. Однажды такое попалось в вещдоках, даже из соседних отделов прибегали посмотреть, что же это за хреновина, которую опер может купить за полугодовую зарплату, если при этом ничего не есть.
Как многие западные бизнесмены, Рогов носил фотографии своей семьи в бумажнике. Под прозрачной пленкой был небольшой цветной снимок — подросток и девушка с серьезным лицом. На другом снимке — красивая молодая женщина.
— Это сын, Игнат, в следующем году заканчивает школу. Это дочь, Екатерина, студентка МГУ.
— Симпатичные у вас дети, — заметил Мартынов. — А это кто?
Рогов неожиданно помрачнел и убрал портмоне.
— Жена, — коротко объяснил он.
Наступившую паузу, почему-то довольно тягостную, прервало появление Авдеева.
— Все в порядке, „УАЗ“ дают. Господин Рогов, вы на машине?
— Да. Мой „мерседес“ внизу. К вашим услугам, если желаете.
— Нет, мы уж на своем транспорте. Зачем привыкать к тому, что никогда не будешь иметь? Спускайтесь вниз и грейте двигатель. Мы подойдем через пятнадцать минут. Теперь, Гоша, с тобой, — продолжил он, когда Рогов ушел. — Прокурор подписал приказ. В оперативно-следственную группу включен майор Мартынов.
— Димон, охренел?! — заорал майор Мартынов. — Мало у меня своих дел? У меня педофил в разработке, у меня сорокалетнему гомосексуалисту горло перерезали прямо в баре. А ты еще хочешь свалить на меня своего художника?
— Гоша, ты же сам проявил интерес к этому делу, верно? Согласись, что твое знакомство с Егорычевым может быть полезным для следствия.
— Да не было никакого знакомства! Я видел его раз в жизни!
— Гоша, приказ есть приказ.
— Твой прокурор мне не указ! У меня свое начальство.
— С твоим начальством приказ согласован. Кончай кобениться, а? Лучше вникай. В знак безмерной дружбы я дам тебе дело домой. Хотя не имею на это права. Но чего не сделаешь для хорошего человека!
Он завязал на папке тесемки и положил ее на ладонь, как официант, разносящий шампанское на светском рауте.
Мартынов молча взял папку.
— Значит ли это, что мы договорились?
— Да, твою мать, значит!
— Ты даже не представляешь, как я счастлив! — пропел Авдеев и тут же подозрительно спросил: — Что-то больно легко ты согласился, Гоша! Почему?
— Не устоял перед твоим обаянием, — буркнул Мартынов.
* * *
Так он ему и сказал почему.
Но сам знал.
Потому что он узнал женщину с фотографии из портмоне Рогова. Это была та самая дама, с которой он видел покойного Константина Егорычева в отделении милиции полгода назад.
И которая назвала его своим любовником».
Глава седьмая. КРУГИ НА ВОДЕ
Сенсационная информация о таинственной смерти Незванского, появившаяся в «Российском курьере», была перепечатана всеми таблоидами и даже серьезными изданиями, но никакого развития тема не получила. Будто камень, брошенный в воду, булькнул и не дал никаких кругов. Не появилось даже ни одного некролога, что было и вовсе странно. Уход из жизни деятелей культуры, гораздо менее известных, чем Незванский, всегда отмечался в СМИ прочувствованными откликами других деятелей культуры.
Ничего не происходило и в милиции. Сосед Леонтьева Василий Петрович, который зашел вернуть краскопульт, рассказал, что никаких заявлений об исчезновении Незванского не поступало, никто не звонил, никто не вызвался его опознать. Приезжал какой-то журналист из «Российского курьера», и все. Как будто и не было человека.
— И что теперь? — спросил Леонтьев.
— Да ничего. Отправили труп в областной морг. Если ничего не всплывет — в крематорий, и дело с концом.
Через несколько дней позвонила секретарша «Российского курьера»:
— С вами хочет поговорить Владимир Георгиевич. Соединяю.
