Красота Ихурры была красотой ягуара. Это был законченный в своем роде тип мужчины-честолюбца, искателя легких побед, холодного и лживого.
Ихурра знал мою тайну — я прочел это в его глазах. Он понимал, отчего я медлю: об этом свидетельствовала его насмешливая улыбка. Наблюдая за моими неудачными маневрами, Ихурра, гордый положением родственника и своего человека в доме, явно издевался надо мной.
По мере развития этого безмолвного поединка, в котором каждый из нас не сводил с противника пристальных взоров, в высокомерном взгляде Ихурры появилось настолько оскорбительное для меня выражение, что я счел нужным заговорить.
На языке уже вертелась язвительная фраза, когда послышался конский топот: какой-то всадник прямо с пастбища поднимался на холм. Я узнал в нем лейтенанта Холлингсворта.
Он осадил коня.
— Капитан Уорфильд, — доложил он, — быки согнаны. Как прикажете…
Лейтенант не договорил. Взгляд его случайно скользнул по азотее, и он заметил Ихурру. Холлингсворта передернуло, глаза его налились кровью.
Казалось, еще мгновенье — и он задохнется от ярости. Я смотрел на его перекошенный рот, на конвульсивные движения шеи и подбородка, но всего замечательнее было выражение глаз. В них светилось неистовое ликование, столь необычное для сдержанного и холодного лейтенанта.
Однако волнение моего подчиненного тотчас же разъяснилось: да, он был рад неожиданной встрече, он захлебывался, предвкушая месть.
Из уст его вырвался дикий нечленораздельный крик, а за ним громовое восклицание:
— Это он! Это Рафаэль Ихурра!
Возглас лейтенанта, не заключавший в себе никакой угрозы, произвел, однако, магический эффект. Ихурра, очевидно, знал, с кем имеет дело. Смуглое лицо его побледнело и покрылось желтыми пятнами, глаза растерянно забегали.
Вместо отпора с его помертвелых губ сорвалось жалобное:
— Демонио!
— Предатель! Убийца! — кричал лейтенант. — Наконец-то я тебя держу! Теперь мы сведем счеты!
С этими словами он прицелился из карабина в голову Ихурры.
— Что вы делаете, лейтенант? Остановитесь! — воскликнул я и, пришпорив коня, бросился к Холлингсворту.
Хотя мой послушный Моро взвился птицей и я успел толкнуть неистового лейтенанта под локоть, он выстрелил. Во всяком случае, я отвел руку стрелка, и пуля, вместо того чтобы размозжить голову Рафаэлю Ихурре, как это случилось бы наверняка без моего вмешательства, засела в парапете, обдав лицо сеньора Рафаэля облаком известковой пыли.
Мексиканец даже не пытался уклониться от вражеской пули. Должно быть, он оцепенел от ужаса.
Только звук выстрела и едкая пыль с поврежденной балюстрады, хлынувшая ему в глаза, отрезвили его. Он встрепенулся и бросился бежать.
Обернувшись к товарищу, я с раздражением произнес:
— Лейтенант Холлингсворт! Я вам приказываю…
— Капитан Уорфильд! — оборвал меня лейтенант. — Поскольку дело касается службы, я обязан вам слепым повиновением, но это — мое частное дело, и сам главнокомандующий не мог бы… Впрочем, простите, я теряю время. Разбойник ускользнет.
Сумасшедший лейтенант пришпорил лошадь и скрылся в воротах гасиенды. Догнав Холлингсворта в патио, я схватил его за рукав, но он вырвался и соскочил с коня.
Сжимая в руке карабин, он бросился вверх по лестнице, загремев саблей по каменным ступенькам. Мгновение — и он скрылся за парапетом азотеи.
Я ринулся за ним.
Поднимаясь по лестнице, я услышал сверху возбужденные голоса, грохот каких-то разбивающихся предметов и наконец два выстрела с небольшим интервалом.
Все завершилось пронзительным женским криком и стоном мужчины.
«Один из них убит или смертельно ранен», — подумал я.
В несколько секунд я очутился на крыше. Все тихо. Терраса как будто пуста. Но я искал убитого в гуще цветов и экзотических растений, среди деревьев в громадных кадках.
Напрасно. На полу, усеянном черепками, — ни Ихурры, ни Холлингсворта.
А пронзительно крикнула женщина? Где она? Где Изолина?
Заметавшись по крыше, я набрел на внутреннюю лестничку, соединявшую азотею с жилыми комнатами.
Все трое, очевидно, спустились по ней.
Я решил воспользоваться тем же ходом. Но под стенами гасиенды снова раздались крики и выстрелы.
