Мужчина покраснел.
— Я вас не понимаю.
— Вам оставили афиши, а вы их не вывесили, — отрезал контролёр. — Вали отсюда, голь перекатная!
Девочки с удивлением посмотрели на отца. Что он ответит?
Мужчина не двинулся с места, хотя побледнел от бешенства. Казалось, он сейчас что-то скажет, но взгляд его остановился на детях. Он закрыл глаза, чтобы собраться с мыслями и произнёс:
— Пойдёмте, доченьки. Пора домой.
Он зашагал по аллее, и девочки смущено и молча последовали за ним.
Я подошёл к кассиру:
— Зачем вы это сделали?
Он глянул на меня:
— А вам какое дело?
— Самое непосредственное.
Он несколько растерялся.
— Дело в том, что они не вывесили афиши. За две недели до прибытия цирка мы отправляем в город ребят с афишами о нашем представлении. Они предлагают их повсюду, в магазинах, в лавках, в аптеках, где они должны висеть на виду до прибытия труппы и во время гастролей. Вместо оплаты оставляют два-три благотворительных билета. Но мало кто догадывается, что мы проверяем развеску. Если к нашему прибытию афиш на месте нет, благотворительные билеты аннулируются.
— Понятно, — ответил я. — И вы, не отходя от кассы, разрываете их в клочья прямо на глазах у детей. Вполне возможно, что этот мужчина стал ваши афиши в своей лавке чуть раньше срока, или билеты дал ему кто-нибудь другой.
— Это не имеет значения. Билеты недействительны.
— Формально, вы, возможно, и правы. Но неужели вы не понимаете, что вы наделали? Унизили отца на глазах его детей. Нанесли такой удар по самолюбию, который ни он, ни они никогда уже не забудут. Что вы на это скажете?
— Вы что, легавый?
— Нет, я не из полиции. Для детей в таком возрасте их отец — лучший в мире, он самый сильный, самый смелый. Но вот какой-то тип оплевал их отца, а тот ничего не ответил.
— Я разорвал благотворительные билеты. Почему бы ему не купить обычные? Да и кто вы такой, в конце концов? Из муниципальных, что ли?
— Нет, в муниципалитете я не служу. Вы вполне могли сказать: «К сожалению, мистер, ваши билеты недействительны» и объяснить всё, как подобает воспитанному человеку.
— Ну, во-первых, за воспитанность мне не платят, — кассир оскалил свои жёлтые зубы. — А во-вторых, мне нравится рвать благотворительные билеты. Доставляет огромное удовольствие. И вообще, мистер, будьте любезны и проваливайте отсюда, пока я сам не помог вам это сделать.
Приехали, подумал я. Вот один из тех людей, которые пользуются своей крохотной властью, чтобы изобразить из себя Цезаря. Жестокое животное, лишённое отзывчивости и обречённое всю свою жизнь причинять другим боль. Эту тварь следовало стереть с лица земли.
Я купил пистолет тридцать второго калибра и коробку патронов. Семьи и близких у меня не было, а жить мне осталось всего четыре месяца.
Солнце клонилось к озеру, когда я вернулся на автобусе к балагану. Я посмотрел в конец аллеи. Кассир по-прежнему восседал в своей будке.
Как мне подойти к нему? Как выстрелить? Вопрос разрешился сам собой: я увидел, как к кассе подошёл сменщик, и кассир, закурив сигарету, неторопливо отправился по аллее к берегу озера.
Я настиг его на повороте, у зарослей кустов. Место было пустынное, хотя шум балагана явственно сюда доносился.
Он услышал мои шаги и обернулся. На его лице появилась недобрая ухмылка, и он нарочито почесался. Потом увидел мой пистолет, и глаза его полезли на лоб.
— Сколько вам лет? — спросил я.
— Эй, мистер, — быстро заговорил он. — У меня в кармане и десятки нет…
— Сколько вам лет? — повторил я.
Он нервно заморгал.
— Тридцать два года.
Я печально покачал головой.
— Вы могли бы прожить до семидесяти. Представьте себе: ещё тридцать — сорок лет, если бы вы позаботились быть человечнее.
Он побледнел.
— Вы спятили?
— Возможно.
Я нажал на курок.
Выстрел прозвучал негромко и совсем не так, как я ожидал; к тому же он потерялся в шуме балагана.
Кассир согнулся и как сноп повалился на землю. Он был мёртв.
Я присел на ближайшую скамейку и стал ждать полицию. Прошло пять минут, потом десять. Казалось, выстрела никто не услышал.
Я вдруг почувствовал, что чертовски голоден. С самого утра ничего не ел, и перспектива провести ещё полдня в полицейском участке за допросом показалась мне невыносимой. К тому же у меня разболелась голова. Я вырвал из записной книжки листок и написал:
