Вот он со своим царственным отцом принимает какой-то военный парад. Наследник в шинели, в офицерской фуражечке, в высоких сапогах. На плечах у него погоны.
Вот он - в казачьем бешмете, в белой папахе - верхом на лошади.
Вот цесаревич совсем маленький сидит на коленях у матери.
А вот он - мальчик как мальчик. В такой же, как у меня, матросской блузе и в такой же матросской бескозырке с надписью "Стерегущий"{352} на ленточке... Разница только та, что у наследника под околышем - челка, а меня и Васю воспитывают по-спартански: каждый месяц отец посылает нас в парикмахерскую, где усатый куафер наголо, как новобранцев, стрижет нас нулевой машинкой.
В 1912 году мои родители сняли на лето дачу в той же немецкой колонии, где среди одноэтажных и двухэтажных дачек с мезонинами возвышалась своим кремово-белым бельведером за таким же кремово-белым высоким забором пурышевская вилла.
Надо сказать, что, ко всему прочему, этим летом в России готовились к празднованию трехсотлетия дома Романовых. Триста лет назад, в 1613 году, на русский престол вступил первый царь из рода Романовых: Михаил. Как нарочно, это тоже был мальчик. Пока он не вырос, за него правил его отец - митрополит Филарет.
В августе мне должно было исполниться пять лет, но я уже умел читать и читал много - все, что под руку подвернется. А под руку тогда подвертывалось главным образом именно такое - патриотическое, монархическое... О нашествии поляков, о подвиге Ивана Сусанина, о том, как царственный отрок Михаил скрывался вместе с матерью от врагов в костромском Ипатьевском монастыре...
В те дни портреты царей мелькали на каждом шагу и буквально на всем, на чем только можно было их поместить. Запомнил я, например, довольно аляповатую, какую-то золотисто-рыжую жестяную кружку - и на ней с двух сторон изображения Михаила I и Николая II. Эту кружку мне показывала нянька. У той же няньки в сундучке хранился большой ситцевый платок. По четырем углам его были отпечатаны в овалах четыре портрета: Михаила, Петра Великого, Николая Второго и наследника.
Думаю, не ошибусь, если скажу, что нянька моя тоже была монархистка. Как звали эту старуху, я уже не помню, а скоро ее вообще в нашем доме не стало, на ее место пришла бонна Эрна Федоровна.
Но тут я подхожу к событию, ради которого только и начал писать эти заметки. Один раз июльским жарким днем нянька вывела меня на прогулку. Почему меня одного - не знаю. Вероятно, маленькие Вася и Ляля в это время спали. Мы шли не спеша в сторону парка по тропиночке вдоль Верхнего, или Собственного, как его еще называли, шоссе. День, я говорю, был жаркий, пахло сеном и земляникой. Вдруг за спиной у нас послышалось цоканье копыт. Няня оглянулась, ахнула, толкнула меня в плечо и сказала:
- А ну - живо! Становись на коленки!
Я повернулся лицом к шоссе и упал на колени. Она тоже.
По шоссе, между ограждающих его белых столбиков, мягко катился открытый экипаж, так называемое ландо, запряженный парой шоколадного цвета лошадок. На скамеечке, спиной к кучеру, прямо сидели две девушки в белых платьях. Лицом к ним помещались еще две женщины - одна совсем молоденькая, другая значительно старше, с румяным лицом и в широкополой белой шляпе с вуалью. А между ними - или на коленях у них - ерзал, прыгал, вертелся вьюном мальчик лет восьми-девяти в белой матросской рубахе и в матросской фуражке с ленточками.
Сердце у меня застучало, перестало стучать и снова бешено заколотилось. Конечно, я сразу узнал их: государыня, наследник и три великих княжны...
Стоя на коленях, я умудрился вытянуться в струнку и, когда ландо поравнялось с нами, кинул свою маленькую ручку к околышку фуражки.
И - о радость, о восторг! - наследник не только увидел меня, но и принял мое верноподданное приветствие. Ерзая, дурачась, прыгая на коленях у своей августейшей матери, он коротко, изящно, по-офицерски отдал мне честь!
Конечно, я надолго, на много лет запомнил это событие. А тогда я прямо с трудом донес, дотащил до нашей дачи свою радость и гордость. Всю дорогу я спрашивал:
- Няня, ты видела? Ведь пгавда, ведь наследник вот так мне сделал? Ведь он мне честь отдал? Вегно?
