за мир в Европе!
— Сколль! — сказал Вестманн.
— Как? Сейчас вы говорите сколль! — удивился де Фокса.
— Мне доставляет удовольствие время от времени ошибаться, — ответил с иронической улыбкой Вестманн.
— Я с восторгом говорю снап, — сказал де Фокса, поднимая свой бокал. Снап за Германию и снап за Англию!
— Снап за Германию и сколль за Англию! — сказал Вестманн с любезной торжественностью.
— Вы правы, — сказал де Фокса, — сколль за Англию!
Я тоже поднял свой бокал и сказал снап за Германию и сколль за Англию.
— Ты бы должен был говорить не снап за Германию, а сколль, — сказал мне де Фокса. — Германия — союзница Италии.
— Лично я не союзник Германии, — ответил я. — Война, которую ведет Италия, это личная война Муссолини, а я не Муссолини. Ни один итальянец — не Муссолини. Снап за Муссолини и за Гитлера!
— Снап за Муссолини и за Гитлера! — повторил де Фокса.
— И снап за Франко! — сказал я.
Де Фокса мгновение поколебался, потом сказал «снап!» за Франко тоже. Потом он обернулся к Вестманну и спросил: «Знаете ли вы историю партии в крокет, которую Малапарте сыграл в Польше с генерал-губернатором Франком?» И он рассказал ему о моем пакте с Франком и о том, как я спокойно открыл Франку, что во время пребывания Гиммлера в Варшаве я вручал по адресам письма и деньги, которые польские беженцы в Италии поручили мне передать их родным и друзьям, оставшимся в Польше.
— И Франк не выдал вас? — спросил меня Вестманн.
— Нет, — ответил я, — он меня не выдал.
— Ваше приключение с Франком действительно необычно, — сказал Вестманн. — Он мог выдать вас Гестапо. Надо признать, что по отношению к вам он вел себя изумительно.
— Я был уверен, что он меня не выдаст, — сказал я. — То что в моей искренности могло бы показаться опасной неосторожностью, на самом деле было мудрой мерой предупреждения опасности. Показав ему, что я к нему отношусь как к джентльмену, я сделал из него моего соучастника. Это не помешало, впрочем, ему позже отомстить мне за эту вольность и взыскать с меня уплату за свое вынужденное соучастие. И я рассказал, что несколько недель спустя после того, как я покинул Варшаву, Франк послал резкий протест Итальянскому правительству по поводу нескольких статей, написанных мной о Польше; в своем протесте он обвинял меня в том, что я принял польскую на вещи точку зрения. Франк требовал от меня не только публичного опровержения того, что было мною написано, но еще и письма с извинениями. Но в этот момент я уже находился в безопасности, в Финляндии и, разумеется, ответил ему: снап.
— Если бы я был на твоем месте, — вмешался, по-французски, де Фокса, — я ответил бы ему: «дерьмо!»
— Вот слово, которое при некоторых обстоятельствах произнести очень трудно, — заметил Вестманн, улыбаясь.
— Вы, значит, считаете меня неспособным ответить немцу то, что Камбронн под Ватерлоо ответил англичанину? — спросил с достоинством де Фокса. И он заключил, обращаясь ко мне: «Ты готов угостить меня королевским обедом, если я отвечу немцу: „дерьмо!“»?
— Бога ради, Огюстен, — ответил я, смеясь, — подумай о том, что ты — испанский посол и что одно только слово ввергнет испанский народ в войну против Германии и Гитлера!
— Испанский народ воевал и по гораздо менее значительным поводам. Я отвечу: «дерьмо» от имени Испании!
— Подождите, по крайней мере, когда Гитлер будет под Ватерлоо, — сказал Вестманн. — К несчастью пока еще он только под Аустерлицем!
— Нет, — ответил де Фокса, — я не могу ждать! — И он торжественно добавил: «Ну что же, я буду Камбронном Аустерлица!»
К счастью, в это время на стол подали блюдо, полное этих круглых пончиков из нежного теста, очень тонкого вкуса, которые сами сестры монастыря Сакрэ Кёр[382] называют вольтерьянским прозвищем «пе де нонн»[383].
— Это монашеское блюдо ничего вам не напоминает? — спросил Вестманн у де Фокса.
— Оно напоминает мне Испанию, — серьезно ответил де Фокса. — Испания полна монастырей и пуканья монашек. Как католик и испанец, я весьма ценю деликатность, с которой вы напоминаете мне мою родину.
— Я ни в какой мере не намекал ни на Испанию, ни на католическую религию, — сказал Вестман с любезным смехом. — Это монастырское блюдо напоминает мне детство. Разве оно не напоминает и вам также о вашем детстве? Все дети очень любят это. У нас в Швеции нет монастырей, но тоже есть
