Но он добровольно протянул руки и не противился, когда старший полицейский надевал ему наручники.
— Ну што ж, если ты арестован, знашит — арестован, — так всегда говорила моя мамошка…
— Но кое-чему она забыла тебя научить в тот самый момент, когда ты пошел в начальную школу, — пробормотал Расмус.
Альфредо бросил на него мрачный взгляд:
— Да, я нашинаю в это верить. Ей бы наушить меня никогда не красть, не пристрелив сперва всех, кто хочет взглянуть на меня одним глазком.
Он ударил себя по лбу обеими руками!
— «Объединенное акционерное общество „Металлолом“»!.. Ах, я шеловек коншеный!
— Вини в этом самого себя, — хмуро сказал Расмус. — Могли бы отдать Глупыша, как обещали!
«Воры — точно дураки, — думал Расмус. — Вот бы сказать им то, что говорит всегда магистр Фрёберг: „Шевелите мозгами, будете лучше думать!“» Если уж ты вор, нечего так глупо, как баран, тащиться в полицейский участок. Нет, воры не думают, вот в чем их ошибка. Может, потому, что Альфредо никогда хорошенько не думал, он так мало беспокоился о том, что с ним будет. Он, бывает, побеспокоится немножко об этом и тогда жутко злится. Но потом он словно все забывает, точь-в-точь как маленькие дети. Противно, когда огромные, толстые дядьки ведут себя как маленькие дети; и никогда не знаешь, что они могут выкинуть. Магистр Фрёберг обычно говорит, что много бед на свете происходит оттого, что часть людей продолжает оставаться маленькими детьми, хотя внешне это и незаметно. Вернее, он имеет в виду таких, как Альфредо. А вообще-то и Эрнст тоже такой. Он, верно, тоже маленький ребенок, хотя и в другом роде. Поэтому-то он здесь, и опускает глаза, и дрожит всем телом, и вообще ему худо.
— Как быстро ты скис, Эрнст! — сказал Альфредо. — Что — манжеты жмут?
Эрнст посмотрел на него.
— Заткнись! — сказал он.
Но потом и для Эрнста и для Альфредо нашлось кое-что другое для обозрения. Из кабинета старшего полицейского выскочил маленький песик, песик, который увидел своего хозяина и поэтому лаял, и вилял хвостом, и ужасно радовался.
Альфредо застонал:
— Эрнст, мы ведь запирали эту животину в погребе, а может, мы не заперли ее? Дорогая мамошка, этот пес, должно быть, призрак!
Расмус взял на руки песика-призрака, и тот лизнул его в лицо.
— Патрик, — сказал СП, — надо их обыскать, а потом, пожалуй, запустим их в камеру к Берте.
Альфредо так и подскочил:
— Берта здесь? Вы арестовали милую бедняжку Берту?
Старший полицейский кивнул, и Альфредо решительно повернулся к нему:
— Запомните, если вы посадите меня в камеру, где сидит Берта, я напишу жалобу в управление тюрем!
Старший полицейский успокоил его:
— Не бойся! Вы получите каждый такую маленькую одиночную камеру, какая вам и не снилась.
Альфредо напустил на себя благородный вид и дал себя обыскать. Расмус вытянул шею: ему хотелось увидеть, что это папа выкопал у Альфредо в карманах.
— Боже мой, что это такое? — сказал папа.
Протянув руку, он показал СП маленького серого игрушечного крысенка с заводным ключиком сбоку.
— Ах, это веселая маленькая игрушка, — объяснил Альфредо. — Вчера, когда шел дождь, Эрнст играл с крысенком весь день; Боже, сжалься надо мной, как злилась Берта!
Расмус и Понтус посмотрели друг на друга, и Понтус чуточку хихикнул: он вспомнил, как однажды давным-давно хихикал из-за этого крысенка.
— Крысенок мой, — сказал Расмус.
Альфредо кивнул:
— Да, отдай его шалопаям-мальшишкам, я полушил его от них.
Расмус взял крысенка. Он сохранит его на память о всемирно знаменитом шпагоглотателе Альфредо!
Затем папа выудил часы из нагрудного кармана Альфредо. Расмус и Понтус видели их еще раньше. Это были дешевые серебряные часы с эмалевым циферблатом.
— Ах, мои шасы, неужели у вас нет сердца и вы отнимете их у меня! — умоляюще произнес Альфредо. — Мои самые первые шасы, вы отнимете их!
Расмусу стало почти жаль его, когда папа только покачал головой и положил часы ко всем остальным вещам.
— К сожалению… — любезно произнес его отец. — Стало быть, это старое воспоминание детства?
Альфредо подмигнул ему:
— Да, в моей юной жизни это были самые первые часы, которые я стибрил. Ничего не поделаешь, становишься немного сентиментальным, да, сентиментальным.