«Снова читаю, снова смотрю фотографии и мысленно разговариваю с Лениным, — искренне, доверительно. Рассказываю ему о себе, о своей жизни. Пробую, тоже мысленно, рядом с жизнью Ленина ставить жизнь свою. Вижу себя то беспечным станичным парнем, то воином, скачущим на коне, то всеми уважаемым крупным руководителем. Я уже говорил Ольге, что моя жизнь ни в какое сравнение с жизнью Ленина не идет, и даже мысленно ставить себя рядом с ним нельзя: я обыкновенный смертный, каких миллионы, а гениальные личности рождаются, может быть, один раз в столетие.
Все это я понимаю и тем не менее, сам того не желая, думаю о том, когда и в чем, хотя бы приблизительно, я все же был похож на Ленина как коммунист на коммуниста, а где, когда и в чем был не похож. Знаю, что я как коммунист в чем-то похож на коммуниста Ленина, где-то я поступал так же, как в тех же случаях поступил бы Ленин. Но память воскрешает и такие случаи, где я как коммунист поступал не по-ленински, и это меня огорчает».
«Я прочитал тот самый тридцатый том Ленина, о котором говорила Маня Прохорова, и задумался. Я находился под сильным впечатлением от речи Ленина на IX съезде РКП(б), мне даже казалось, что я слышу его голос, вижу зал, переполненный делегатами. В этой речи Ленин, говоря об успехах и трудностях первых лет молодой Советской республики, говорил о дисциплине, и не простой, а с высокой степенью преданности и сознательности. Вот что Ленин говорил делегатам съезда: „Основным условием применения и сохранения нашей строжайшей дисциплины является преданность“. Это я подчеркнул два слова, чтобы они прочнее остались в памяти. Значит, основа основ нашей строжайшей дисциплины — сознательность и преданность! Не слепое подчинение, не страх, а осознанная преданность. И прежде всего преданность своей партии, ее высоким целям и идеалам, преданность своему отечеству и революции. И как же важно прививать людям эту черту в их сознании, воспитывать у них — и у молодых, только что вступающих в жизнь, и у немолодых — строжайшую дисциплину, основанную на сознательной преданности, ибо без нее, без сознательной преданности, и жить нельзя, и побеждать невозможно. От нее, от преданности, и героизм народа, и славные подвиги его в труде, и благородство души, и честность в поступках. Строжайшая дисциплина, в основе которой лежит преданность, это наша повседневная жизнь, ее будни и праздники, это мы сами».
«Я читал воспоминания Марии Ильиничны Ульяновой. Мария Ильинична советует не только изучать труды ее брата, но и хорошо знать Ленина как человека, „потому что это поможет нам и самим стать лучше“, — говорила она. Я вслух повторил эти слова: „Поможет нам и самим стать лучше…“ Самим стать лучше. Вот она в чем, важнейшая суть нашего отношения к Ленину. Знать Ленина как человека и самим становиться лучше. Какая это важная мысль! Самому стать лучше. Но как и в чем? Во всем! И в большом, и в малом, и в личном, близком тебе, и в общественном, и в отношениях к другим и к самому себе.
В лекции, говоря о Ленине как о человеке, совет Марии Ильиничны следует особо выделить и привести примеры, как люди, узнавая Ленина как человека, сами становятся лучше».
«Читал и другие воспоминания о Ленине. Авторы их обращают внимание на одну отличительную особенность характера Ленина: непримиримость к фальши и лицемерию, у кого бы и в чем бы они ни проявлялись.
Думая об этом, я вспомнил свою поездку на празднование столетнего юбилея одного русского города.
Он стоял на берегу спокойной и величавой реки. По обеим его сторонам, напоминая зеленые, с подпалинами, крылья, раскинулся сосновый бор. Была середина августа. Воскресный день выдался на редкость погожим. Гости съехались со всех районов. Флаги на площади, трибуна в кумаче, лозунги-полотнища на зданиях. Песни, голоса баянов и балалаек. В парке кружилась карусель. Представителем из области был председатель облисполкома Качьялов.
Председателя горсовета, немолодого, страдающего одышкой Аркадия Петровича умаяли хлопоты, связанные с торжествами. Появляясь то там, то тут, он только и думал о том, чтобы гости были довольны и чтобы всем было радостно. Вытирая потную лысину платком и улыбаясь, Аркадий Петрович сказал прибывшему на праздник Качьялову, что хорошо было бы после торжественного митинга всем собраться у реки и там, на берегу, в тени сосен устроить угощенье.
