Находясь в доме своего друга, Холмов пил чай, разговаривал с Надюшей и не знал о том, что Калюжный по телефону уже сообщил о нем Проскурову. И сделал это потому, что еще третьего дня от Проскурова позвонил Чижов и попросил Калюжного, чтобы тот, если в районе появится Холмов, немедленно сообщил об этом.
«Он идет пешком, вместе с ним его брат с конем», — добавил Чижов.
Калюжный воспринял эту просьбу как приказ, а приказ нужно выполнять строго и точно.
Прижимая к уху телефонную трубку и склоняя к столу свою крупную, чисто побритую голову, Калюжный говорил, как обычно говорят военные:
— Андрей Андреевич, докладываю! Он уже у меня!
— Давно?
— Только что.
— Так, хорошо, — слышался в трубку ровный, спокойный голос Проскурова. — Где находится?
— В моем доме. Отдыхает.
— Он здоров?
— В общем, да… Но что-то с ногой у него.
— Перелом? Травма?
— Боль в суставе. Хромает.
— Пригласи врачей. Пусть осмотрят.
— Андрей Андреевич, у меня жена врач. Первая помощь уже оказана.
— Так, хорошо. Ну, что он успел натворить в твоем районе?
— В общем, пока ничего. Все хорошо.
— А если не в общем?
— Была у него стычка в Широкой с председателем стансовета Ивахненко.
— На какой почве?
— На почве неузнавания. Ивахненко его не узнал. Ну, с пылу наговорил, нагрубил.
— Так… Где он ночевал? В вашем районе?
— У нас, в Ветке. У одного рабочего РТМ. Кочергин тот рабочий.
— Этот Кочергин один был с ним ночью или еще кто приходил?
— Что было ночью, не знаю. А утром, как мне сообщили, возле дома Кочергина собралась порядочная толпа.
— Митинг?
— Нет, речей не было, — все так же четко отвечал Калюжный, прижимая трубку к покрасневшему хрящеватому уху. — Преподнесли ему хлеб-соль.
— Это зачем же?
— Еще не уточнил.
— Уточни. А еще что?
— Еще была ему от веткинцев жалоба.
— О чем?
— По поводу урезки огородов.
— И что же он?
— Будто бы ходил по огородам и сам лично осматривал. А после осмотра надел бурку и на коне приехал к Ивахненко. Ивахненко, как на беду, не узнал Холмова. Ну и получилась стычка. Понимаю, некрасиво вышло. А тут еще зеваки разные понабежали. Ну я сразу приехал и все уладил. Сейчас все спокойно.
— Плохо, Калюжный, очень плохо, — сказал Проскуров. — Как же это так, Ивахненко не узнал Холмова? Да он что, этот твой Ивахненко, пьян был?
— Нет, совершенно трезв, — отвечал Калюжный. — Но узнать же Холмова было трудно. Даже невозможно. Поглядел бы сам, в каком наряде он приехал. Лыжный костюмчик, а поверх всего бурка, на голове папаха.
— Людей надобно встречать не по одежде, — тем же ровным и спокойным голосом сказал Проскуров. — Вот что, Калюжный. Пусть Холмов поживет у тебя. Пусть врачи подлечат его. Дня через два-три я приеду. Понял?
— Понимаю!
— В спор с ним не вступай. Не привлекай к нему внимания других. Пусть спокойно отдыхает, поправляется. Известно тебе, куда он путь держит?
— Известно. В Весленеевскую.
— В свою родную станицу, — поправил Проскуров. — Это надо понимать. У его брата что-то там случилось с конем. Я звонил Рясному и просил, чтобы тот сам лично и без шума уладил всю эту историю. Так что Рясной уже ждет нашего путешественника. Тебя же прошу сделать вот что. Переправь его брата в Весленеевскую. Понял?
— Так он же на коне!
— Увезите на грузовике коня вместе с конником, — строго сказал Проскуров. — Ты что, Калюжный, не знаешь, как на грузовиках транспортируют лошадей? Нарастите досками или бревнами борта кузова, поставьте туда коня и увозите его хоть за тысячу километров. Поручи эту процедуру начальнику автоколонны Королеву. Он умеет. И лучше всего погрузку и отправку сделать вечером, без посторонних глаз, — предупредил Проскуров. — Ну, что еще тебе неясно?
— Все ясно, Андрей Андреевич! Будет исполнено!
