если не на Рабнице, то разобьем их у Пешта; если не у Пешта, то на Тиссе, но во всяком случае мы их разобьем»
[162].
Так сказал Кошут, и он делает все возможное, чтобы сдержать свое слово.
Даже с падением Будапешта у мадьяр останется еще большая нижневенгерская степь, местность, как бы нарочно созданная для кавалерийской партизанской войны и имеющая множество почти неприступных пунктов среди болот, где мадьяры могут закрепиться. А мадьяры, почти все мастера верховой езды, обладают всеми качествами для ведения такой войны. Если императорская армия осмелится вступить в эту пустынную область, где она должна будет весь свой провиант получать из Галиции или Австрии, ибо здесь она ничего, буквально ничего не найдет, то трудно сказать, как она сможет там удержаться. Продвижение сомкнутыми отрядами здесь невозможно; а разделившись на летучие отряды, она погибнет. Ее тяжеловесность неминуемо предаст ее в руки легких мадьярских конных отрядов, и она не сможет даже преследовать их в том случае, если бы ей удалось победить; а каждый отбившийся солдат императорской армии найдет в каждом крестьянине, в каждом пастухе смертельного врага. Война в этих степях подобна войне в Алжире, и науклюжей австрийской армии потребуются целые годы, чтобы закончить ее. А мадьяры будут спасены, если смогут продержаться хотя бы несколько месяцев.
Дело мадьяр далеко не так плохо, как хочет нас уверить подкупленный черно-желтый[163] энтузиазм. Они еще не побеждены. Но если они и падут, то падут с честью, как последние герои революции 1848 года, и поражение это будет лишь временным. Тогда на один момент славянская контрреволюция нахлынет на австрийскую монархию со всем своим варварством, и камарилья увидит, каковы ее союзники. Но при первом же победоносном, восстании французского пролетариата, которое всеми силами старается вызвать Луи-Наполеон, австрийские немцу и мадьяры освободятся и кровавой местью отплатят славянским варварам. Всеобщая война, которая тогда вспыхнет, рассеет этот славянский Зондербунд и сотрет с лица земли даже имя этих упрямых маленьких наций.
В ближайшей мировой войне с лица земли исчезнут не только реакционные классы и династии, но и целые реакционные народы. И это тоже будет прогрессом.
Написано Ф. Энгельсом около 8 января 1849 г.
Печатается по тексту газеты
Напечатано в «Neue Rheinische Zeitung» № 194, 13 января 1849 г.
Перевод с немецкого
Берн, 11 января. Швейцарская политическая пресса развивает с каждым годом все большую активность. Помимо двух десятков литературных журналов, в 22 кантонах Швейцарии выходит сейчас 98 политических газет. Говоря об этих органах печати, не следует представлять себе газеты большого формата, наподобие немецких или даже французских. За исключением нескольких газет, издающихся в кантоне Ваадт, речь идет о газетках, выходящих обычно на половине или на четвертушке печатного листа; из них лишь около дюжины выходит ежедневно, небольшое количество выходит пять раз, большинство — три раза, а некоторые — даже один раз в неделю; все они, за небольшим исключением, производят поистине жалкое впечатление по своему содержанию и литературной форме. Да и в самом деле, разве в здешних условиях кантональной ограниченности, в условиях только здесь возможной самой мелочной полемики, могут развиваться значительные журналистские таланты, разве могут действительно талантливые журналисты работать в этой убогой обстановке и ограничиваться рамками газетки, выходящей три раза в неделю на четвертушке листа!
Отличительной особенностью швейцарской прессы является ее бесцеремонность. Газеты говорят здесь друг другу такие вещи и, совершенно не стесняясь, позволяют себе такие дерзкие личные выпады, что рейнский прокурор, для которого статья 37 °Code penal[164] священна, не мог бы прожить в этой стране и трех дней.
Но этим все и ограничивается. Если отвлечься от этой бесцеремонности, лишенной, впрочем, какого бы то ни было
остроумия, то не останется почти ничего, кроме самого низкого раболепия перед несносной ограниченностью маленького, к тому же еще раздробленного и сверх всякой меры чванливого народа допотопных альпийских пастухов, ограниченных крестьян и отвратительных мещан. Вполне понятно, что в больших странах газета выражает взгляды своей партии, что она никогда не выступает против интересов своей партии, и это обстоятельство не нарушает свободу полемики, так как каждое направление, даже самое передовое, имеет свои печатные органы. Но в ограниченных условиях Швейцарии самим партиям свойственна ограниченность, и печать так же ограниченна, как и партии. Отсюда узость кругозора, господствующая здесь во всем, отсюда отсутствие каких бы то ни было печатных органов, выражающих направления, правда, передовые, но давно уже известные даже в Германии, отсюда боязнь даже самых радикальных газет отступить хоть на йоту от ограниченной, рассчитанной только на ближайшее будущее программы своей партии, их боязнь критиковать даже самое ограниченное в швейцарской национальной ограниченности. Всякого осквернителя национальной святыни немедленно настигнет патриархальный суд Линча. Иначе для чего же нужны честному швейцарцу его кулаки?
