«Притон для разбойников»! Разве Ринальдо Ринальдини и все разбойничьи атаманы, появлявшиеся у Готфрида Бассе в Кведлинбурге, спустились со своими шайками с Абруцских гор к Рейну, чтобы в подходящий момент разграбить Верхний Баден? Или Карл Моор наступает из Богемских лесов? Не оставил ли Шиндерганнес[63] племянника, который в качестве «племянника своего дяди»[64] хочет из Швейцарии заявить претензии на продолжение своей династии? Да ничего подобного! Струве, сидящий в баденской тюрьме, г-жа Струве и несколько рабочих, которые без всякого оружия перешли границу, — вот «разбойники», имевшие в Швейцарии свой «притон» или будто бы имеющие его там по сию пору. Имперская власть, не удовлетворяясь захваченными в плен людьми, на которых она может выместить свою злобу, настолько потеряла всякий стыд, что через Рейн кидает бранные слова вдогонку тем, кому посчастливилось ускользнуть от ее преследований.
«Швейцария знает, что от нее отнюдь не требуют преследования печати, что речь идет не о газетах и листовках, а об их авторах, которые у самой границы днем и ночью ведут гнусную контрабандную войну против Германии, занимаясь массовым протаскиванием зажигательных сочинений».
«Протаскивание»! «Зажигательные сочинения»! «Гнусная контрабандная война»! Выражения становятся все более изящными, все более дипломатическими, — но разве правительство имперского регента не «вменяет себе в обязанность придерживаться языка прямодушия»?
И в самом деле, язык его отличается замечательным «прямодушием»! Правительство отнюдь не требует от Швейцарии преследования печати; оно говорит не о «газетах и листовках», а только об «их авторах». Деятельности этих последних надлежит положить конец. Но, честное «правительство имперского регента», когда в Германии возбуждают процесс против какой-нибудь газеты, например, против «Neue Rheinische Zeitung», о ком идет тогда речь — о газете, которая находится у всех в руках и уже не может быть изъята из обращения, или же об «авторах», которых сажают в тюрьму и отдают под суд? Это благородное правительство отнюдь не требует преследования печати, оно требует лишь преследования авторов, сотрудничающих в органах печати. Честные люди! Изумительный «язык прямодушия»!
Эти авторы «ведут гнусную контрабандную войну против Германии, занимаясь массовым протаскиванием зажигательных сочинений». Такое преступление «разбойников» поистине непростительно, тем более, что оно совершается «днем и ночью», и тот факт, что Швейцария терпит это, является вопиющим нарушением международного права.
Из Гибралтара в Испанию ввозятся контрабандой целые корабли английских товаров, и испанские попы заявляют, что англичане, «протаскивая евангелические зажигательные сочинения», например библии на испанском языке, изданные библейским обществом, ведут гнусную контрабандную войну против католической церкви. Барселонские фабриканты тоже проклинают гнусную контрабандную войну, которая ведется из Гибралтара против испанской промышленности посредством тайного ввоза английского коленкора. Но стоило бы испанскому посланнику хотя бы раз пожаловаться на это — и Пальмерстон ответил бы ему: thou blockhead {эх, ты, дубина. Ред.}, ведь для того-то мы и взяли Гибралтар! До сих пор все другие правительства обладали достаточным тактом, вкусом и рассудительностью, чтобы не жаловаться в нотах на контрабанду. Но наивное правительство имперского регента говорит столь «прямодушным языком», что совершенно откровенно заявляет, будто бы Швейцария нарушает международное право, если баденские таможенные чиновники плохо выполняют свои обязанности.
«Швейцарии, наконец, небезызвестно, что право других стран сопротивляться такому безобразию не может зависеть от того, хватает ли у швейцарских властей силы или желания помешать ему».
Правительству имперского регента, по-видимому, совершенно «небезызвестно, что право» Швейцарии оставлять в покое тех, кто подчиняется законам страны, хотя бы даже они путем протаскивания и т. д. вели гнусную контрабандную войну и т. д., «не может зависеть от того, хватает ли у
