Но в таком случае Лассаль самым легким в мире способом на основании документов доказал бы правдивость своего заявления, тогда как, представ перед судом исправительной полиции по обвинению в оскорблении чиновника, он лишен возможности доказать это.
Дело рассматривалось судебной палатой в Дюссельдорфе. Однако палата тоже признала, что оскорбление должно быть нанесено либо публично, либо в присутствии оскорбляемого лица, и прекратила дело. Прокуратура заявила протест, и тогда наш здешний неоднократно испытанный и неизменно благонадежный кёльнский обвинительный сенат действительно на основании статьи 222 вынес решение о преследовании Лассаля, который теперь имеет счастье нести еще бремя суда исправительной полиции!
Если так продлится еще немного, то чего только не сделают из статьи 222!
Впрочем, дело Лассаля будет рассматриваться 3 мая в суде присяжных.
Написано ф. Энгельсом 26 апреля 1849 г.
Печатается по тексту газеты
Напечатано в «Neue Rheinische Zeitung» № 283, 27 апреля 1849 г.
Перевод с немецкого
На русском языке публикуется впервые
Кёльн, 28 апреля. Слух, распространившийся сегодня днем по городу, подтвердился сегодня вечером: король и его военно-полевое министерство распустили вторую палату[313]. Подробности ниже, de dato Berlin {в корреспонденции, помеченной Берлином. Ред.}.
Этим актом король и его военно-полевые министры еще раз нарушили свое слово. Согласно октроированной 5 декабря военно-полевой хартии, палаты определенно созывались для того, чтобы «пересмотреть конституцию». Лишь после того как первые созванные по этой конституции палаты произвели бы пересмотр этого жалкого творения, только после этого последнее должно было получить полную, окончательную силу» Таков был смысл того, что октроировали в декабре прошлого года.
Следовательно, палаты имели, по крайней мере частично, учредительные полномочия. Поэтому до тех пор, пока они этих полномочий не осуществили, пока они вместе с короной не произвели пересмотра конституции, они не могли быть распущены, как не могло быть распущено и блаженной памяти собрание, созванное для согласования прусской конституции.
И тем не менее ее разогнали, эту жалкую вторую палату, составленную при диктатуре сабли, под угрозой штыка, путем подкупа, застращивания и обмана! Это называется «прусской честью», «прусской верностью»!
Если бы министры подождали еще несколько недель, быть может венгерско-австрийская революция избавила бы их от труда и разогнала бы обе палаты.
Что же касается значения этого нового государственного переворота, то оно совершенно ясно. Над нами воцарится господство сабли в квадрате. Нам всемилостивейше октроируют законы о печати, о клубах, о мятежах, о плакатах и т. д., так что немецкому филистеру еще придется поплакать. Начнутся преследования, карательные меры, аресты; осадное положение будет сделано повсеместным, и, в довершение всего, будет введена, наконец, новая конституция с цензовым избирательным правом и палатой лордов, конституция, в которой нынешняя первая палата будет фигурировать в качестве второй.
Словом, пойдут так далеко, как только позволит прусская наглость.
Мы, со своей стороны, желали бы только, чтобы г-н Мантёйфель снова созвал блаженной памяти Соединенный ландтаг.
Написано Ф. Энгельсом 28 апреля 1849 г.
Напечатано во втором выпуске «Neue Rheinische Zeitung» № 285, 29 апреля 1849 г.
Печатается по тексту газеты
Перевод с немецкого
Кёльн, 28 апреля. Наши читатели будут нам благодарны, если мы время от времени будем возвращаться к вопросу о «блеске и могуществе» нашей гогенцоллернской королевской династии и об одновременном поразительном процветании главной опоры этого благородного трона — бранденбургского рыцарского клоповника, насажденного во всех провинциях.
Продолжая это поучительное исследование, мы остановимся сегодня на польской части нашего отечества в узком смысле слова {т. е. Пруссии, в отличие от Германии. Ред.}. Уже прошлым летом, в связи с пресловутой «пацификацией» и «реорганизацией» Польши при помощи шрапнели и адского камня[314], мы вскрыли немецко-еврейскую ложь о «преобладании немецкого населения» в городах, о «крупном немецком землевладении» в сельских местностях и о королевско-прусских заслугах в росте общего благосостояния. Читатели «Neue Rheinische Zeitung» помнят, как мы установили по официальным цифровым данным и по сообщениям архиепископа гнезненского и познанского буржуазному «переходному» министру Кампгаузену, что в частях этого края, включенных в прусскую демаркационную линию, немцы составляют не около половины, а едва-едва шестую часть населения
