Вот уже двадцать лет как у рабочих Парижа нет оружия, и так обстоит дело повсюду; во всех крупных цивилизованных странах пролетариат лишен материальных средств защиты. Повсюду всеми вооруженными силами распоряжаются враги и эксплуататоры рабочего класса.
Но к чему это привело?
К тому, что теперь, когда каждый здоровый мужчина проходит через ряды армии, эта армия начинает все больше и больше отражать настроения и мысли народа; эта армия, главное орудие подавления, становится с каждым днем все менее надежной. Руководители всех крупных государств уже с ужасом предвидят тот день, когда находящиеся под ружьем солдаты откажутся убивать своих братьев и отцов. Мы наблюдали это в Париже, когда тонкинец [Жюль Ферри. Ред.]осмелился притязать на пост президента Французской республики; мы наблюдаем это сейчас в Берлине, где преемник Бисмарка [Каприви. Ред.]требует у рейхстага средств, чтобы укрепить дух повиновения в армии при помощи купленных за деньги унтер-офицеров, причем это обосновывается тем, что среди унтер-офицеров появилось-де слишком много социалистов![188]
Если происходит нечто подобное, если уже и в армии занимается новая заря, значит конец старого мира уже не за горами.
Пусть же свершится неизбежное! Пусть буржуазия, пришедшая в упадок, откажется от власти или погибнет, и да здравствует Пролетариат! Да здравствует международная Социальная Революция!
Ф. Энгельс
Напечатано в газете «Le Socialiste» № 27, 25 марта 1891 г.
Печатается по тексту газеты
Перевод с французского
ВВЕДЕНИЕ К РАБОТЕ К. МАРКСА «ГРАЖДАНСКАЯ ВОЙНА ВО ФРАНЦИИ»[189]
Предложение переиздать воззвание Генерального Совета Интернационала «Гражданская война во Франции» и снабдить его введением было для меня неожиданным. Поэтому я могу здесь лишь вкратце затронуть важнейшие пункты.
Вышеупомянутой, большей по размерам, работе я предпосылаю оба более кратких воззвания Генерального Совета о франко-прусской войне. Во-первых, потому, что в «Гражданской войне» есть ссылки на второе воззвание, которое само по себе, без первого, не везде понятно. А также и потому, что оба эти воззвания, тоже написанные Марксом, являются не менее, чем «Гражданская война», выдающимися образцами удивительного, впервые проявившегося в «Восемнадцатом брюмера Луи Бонапарта»[190] дара автора верно схватывать характер, значение и необходимые последствия крупных исторических событий в то время, когда эти события еще только разыгрываются перед нашими глазами или только что свершились. И, наконец, потому, что нам в Германии еще и поныне приходится страдать от предсказанных Марксом последствий этих событий.
Разве не оправдалось предсказание первого воззвания, что если оборонительная война Германии против Луи Бонапарта выродится в завоевательную войну против французского народа, то все те несчастья, которые постигли Германию после так называемой освободительной войны[191], обрушатся на нее снова с еще большей силой? Разве не пережили мы после этого целых двадцать лет бисмарковского господства, а вместо преследований демагогов[192] — исключительный закон и травлю социалистов с тем же полицейским произволом и буквально с тем же возмутительнейшим толкованием закона.
И разве не буквально оправдалось предсказание, что аннексия Эльзас-Лотарингии «бросит Францию в объятия России» и что после этой аннексии Германия должна будет либо открыто стать лакеем России, либо после короткой передышки начать готовиться к новой войне, а именно к «войне расовой, к войне против объединенных славянской и романской рас»[193]? Разве аннексия французских провинций не бросила Францию в объятия России? Разве Бисмарк не домогался тщетно целых двадцать лет благоволения царя и не прислуживал ему еще более раболепно, чем это обычно делала, припадая к стопам «святой Руси», маленькая Пруссия, до того как она стала «первой великой европейской державой»? И разве не висит постоянно над нашими головами дамоклов меч войны, которая в первый же день развеет в прах все скрепленные протоколами союзы государей, войны, относительно которой не известно ничего определенного, кроме абсолютной неопределенности ее исхода, войны расовой, которая отдаст всю Европу на поток и разграбление пятнадцати или двадцати миллионам вооруженных солдат и которая еще не разразилась только потому, что абсолютная невозможность предвидеть ее конечные результаты внушает страх даже самому сильному из крупных военных государств?
