— Куда итти? — спросила Ольга. — Вот клуб.
— Роща налево? В нее.
В роще сразу потемнело, тропа исчезла из-под ног.
— Георгий! — крикнул Янков. — Эй, Марченко, где ты?
Издали доносилось бормотание радиоприемника.
— Это его радио… Эй, Марченко!
За крутым зигзагом тропинки перед самым носом возник шалаш.
— Кто тут? — спросил глуховатый тенорок, и фигура на четвереньках показалась из шалаша.
— Ты, Георгий? — спросил Янков.
— Я, Гаврила Ефимович. Здорово! Чего ходишь по ночам?
Янков со значением сжал руку Ольги, погрозил ей пальцем, чтобы она молчала. Она отступила с тропинки к деревьям.
— В гости к тебе пришел. Ты чего делаешь?
— Я? Манилу слушаю. Залезай в шалаш.
— Да ну его, духота… Я вот на травку тут сяду.
Ольга увидела, как Янков осторожно опустился на траву перед шалашом. Стоявший на четвереньках тоже сел, но как-то вполоборота к Янкову, будто стесняясь.
— Новости, что ли, получил? — спросил он.
— Да не то что новости… Курить будешь? На.
Марченко протянул руку, но тотчас взмахнул ею и рассмеялся:
— Я ведь бросил. Не хочу.
— Племянница ко мне приехала, — сказал, затягиваясь дымом, Янков. — Научный работник, замечательная девка. Повертелась сегодня на стройке и говорит: «Героизма что-то у вас не видно». Слышишь? Ну, думаю… надо ее сунуть в какой-нибудь переплет.
— А что ж ты думаешь, — перебил его Марченко, глядя куда-то вбок, мимо гостя. — Что ж ты думаешь, героизм редко бывает. В этом году не было еще у нас героизма.
— Зачем говорить зря — было, — сказал Янков. — Я ей про твой ледовый канал рассказывал…
— Так то в прошлом году, — рассмеялся Марченко. — А в нынешнем… Вот разве экскурсии в склады, что ты придумал…
— Ну, подумаешь! А вот Лубенцов, по-твоему, как, не проявил героизма?
— Нет, ничего он такого не проявил.
— А Горин?
— Подумаешь, стихи писал. Одним словом, нету у нас в этом году геройства, чего там! Работаем хорошо, а геройства нет. Давай выстроим город в шесть месяцев — вот тебе и героизм, бери — не хочу!
— Комаров тут у тебя… фу-фу, тьфу. Эх, развел! — забормотал Янков, махая руками и вертя головой.
Марченко тихонько рассмеялся.
— Дай-ка, — сказал он, — одну папироску, от комаров, и правда, отбою нет.
Янков протянул коробку, но Марченко, сидевший вполоборота, не видел ее и долго шарил рукой в воздухе, ничего не находя.
— Ну, бери, чего ждешь? — спросил Янков.
— Не, не стоит, — опуская руку, ответил Марченко. — Дал слово — буду держаться.
— Чорт проклятый, тогда хоть костер разведи! Сил же нет никаких.
— Вот ребята с реки вернутся, сделают. Сиди пока, почесывайся.
— Пойду я тогда лучше домой, — сказал Янков. — Хорош хозяин, нечего сказать. Да и темнота тут у тебя в роще, — произнес он с деланным удивлением, — глаза, чего доброго, повыкалываешь.
— А я тебе фонарь дам, Гаврила Ефимович, — сказал Марченко и, быстро став на четвереньки, исчез в шалаше.
Слышно было, как он с остервенением шарил там во всех углах.
Ольга вышла из кустов и взяла Янкова под руку.
— Идемте, — шепнула она. — Он в шалаше, не видит.
— Ну, пока! — крикнул Янков, семеня за Ольгой. — Не провожай, не надо.
Когда они вышли из рощи, Янков засмеялся.
— Вот надул малого, так это действительно надул! Еще хорошо, не пошел он провожать, а то бы разоблачил. Да, захвалили его, стервеца, важный стал, сидит, мечтает…
— Да он же слепой, как и вы, — сказала Ольга, стуча зубами. — Он ничего не видит, он слепой.
Старик остановился.
— Не может быть! — сказал он испуганно.
— Да я же видела, как он сидел к вам боком, как протянул руку за папироской в другую сторону, ничего не нашел и говорит — бросил курить… Да, вот это — герой, — сказала она тихо. — Вот это настоящий человек.
— Какой он герой! — сказал Янков. — Нашли, в чем соревноваться. Завтра ставлю на партком — дать этим куриным героям по заду. Морочат друг другу головы.
— Да вы и сами ж такой!
— Я администрация, а он производственник. Разница!
И до самого дома он с ней не разговаривал и лег спать, не произнеся ни слова.
Через неделю Ольга пошла к Марченко знакомиться.
— Слыхал об вас. Геройства ищете? Нету, нету, — месяца через три, не ране.
— Что так?
— Народу много прислали нового, не обвыкнет. Сначала тут человека тоска берет, а как ее скинет, тогда только с него и спрашивай. Зрение, как бы сказать, приобретут.
