И жалы отростивъ въ глухихъ мѣстахъ свои,
Вползали паки въ грудь Россiи тѣ змiи.
65 Драконова глава лежала сокрушенна,
Но древня злоба въ немъ была не потушенна;
Подъ пепломъ крылся огнь и часто возгаралъ,
Во смутны Россовъ дни онъ силы собиралъ;
Неукротимыхъ Ордъ воскресла власть попранна,
70 Во время юности втораго Iоанна.
Сей дѣда храбраго вѣнчанный славой внукъ
Едва не выпустилъ Казань изъ слабыхъ рукъ;
Смутился духъ его нещастливымъ походомъ,
Гдѣ онъ начальствовалъ въ войнѣ прошедшимъ годомъ;
75 Гдѣ самъ Борей воздвигъ противу Россовъ брань,
Крилами мерзлыми отъ нихъ закрывъ Казань;
Онъ мрачной тучею и бурями увился,
Подобенъ грозному страшилищу явился,
Въ глухой степи ревѣлъ, въ лѣсу дремучемъ вылъ,
80 Крутился между горъ, онъ рвалъ, шумѣлъ, валилъ,
И Волжскiя струи на тучны двинувъ бреги,
Подулъ изъ хладныхъ устъ морозы, вихрь и снѣги;
Ихъ пламенная кровь не стала Россовъ грѣть,
Дабы въ наставшiй годъ жарчае воскипѣть.
85 Въ то время юный Царь въ столицу уклонился,
Гдѣ вмѣсто гласа трубъ забавами плѣнился.
О ты, на небесахъ живущiй въ тишинѣ!
Прости великiй Царь мою отважность мнѣ,
Что утро дней твоихъ во тмѣ дерзну представить,
90 Пресвѣтлый полдень твой громчае буду славить;
Великъ, что бурю ты вкругъ царства укротилъ,
Но больше, что страстямъ душевнымъ воспретилъ.
Увидѣвъ, что Москва оставивъ мечь уснула,
Трепещуща луна изъ облакъ проглянула;
95 Храняща ненависть недремлющи глаза,
Отъ Волги поднялась какъ страшная гроза;
Орда, нарушивъ миръ, оковы разрывала,
И злобой движима, мутилась, бунтовала,
И стала воздымать главу и рамена,
100 Россiю утѣснить, какъ въ прежни времяна.
Сей страшный исполинъ въ Россiйски грады входитъ,
Убiйства, грабежи, насильства производитъ;
Рукою мечь несетъ, другой звучащу цѣпь,
Валятся стѣны вкругъ, томится лѣсъ и степь.
105 Уже велѣнiемъ коварныя Сумбеки,
Въ Казанѣ полились Россiйской крови рѣки;
И пламенникъ нося неукротимо зло,
Посады въ ярости московскiе пожгло;
Въ жилища Христiянъ съ кинжаломъ казнь вступила,
110 И кровь страдальческа на небо возопила;
Тамъ плачь, унынiе, сиротствующихъ стонъ;
Но ихъ отечество сей вопль вмѣняло въ сонъ.
Алчба, прикована корыстей къ колесницѣ,
Въ Россiйской сѣяла страданiе столицѣ.
115 О благѣ собственномъ вельможи гдѣ рачатъ,
Тамъ чувства жалости надолго замолчатъ.
Москва, разимая погибелiю внѣшной,
Отъ скорбей внутреннихъ явилась безутѣшной.
Сокрылась истинна на время отъ Царя;
120 Лукавство, честь поправъ, на собственность воззря,
Въ лицѣ усердiя въ чертогахъ появилось,
Вошло, и день отъ дня сильнѣе становилось.
Тамъ лесть представилась въ притворной красотѣ,
Котора во своей природной наготѣ
125 Мрачна какъ нощь, робка, покорна, тороплива,
Предъ сильными низка, предъ низкимъ горделива,
Лежащая у ногъ владѣтелей земныхъ,
Дабы служити имъ ко преткновенью ихъ.
Сiя природну желчь преобративъ во сладость,
130 Въ забавы вовлекла неосторожну младость;
Вельможи, выгодѣ ревнующи своей,
Соединилися къ стыду державы съ ней;
И лесть надежныя подпоры получила,
Отъ Царскаго лица невинность отлучила.
135 Гонима истинна стрѣлами клеветы,
Что дѣлала тогда? Въ пещеры скрылась ты!
