— Вы хотите снять квартиру? — спрашиваю я. — Входите, здесь прохладно. — Я провожаю их в гостиную. В гостиной я занимаюсь делами. Здесь я принимаю квартплату, выписываю квитанции и говорю с клиентами. А еще я делаю прически. Я — мастер-модельер. Так написано на моей визитной карточке. Не люблю слова парикмахер. Несовременное оно какое-то. В углу гостиной стоит специальное кресло, есть у меня и сушка для волос, которая крепится к спинке кресла. Там же и раковина, которую Харли установил несколько лет назад. Рядом с креслом — столик с журналами. Журналы старые. Некоторые уже без обложек. Но пока сушатся волосы, человеку безразлично, что листать.
Мужчина называет свое имя:
— Меня зовут Холитц.
Он говорит, что она его жена. Но она на меня не смотрит. Она разглядывает свои ногти. Оба — она и Холитц, — несмотря на приглашение, продолжают стоять. Он говорит, что хотел бы снять меблированную квартиру.
— Сколько вас? — Вопрос этот я задаю по привычке. Я знаю, сколько их. Я видела двух ребят на заднем сиденье. Два и два — четыре.
— Я, жена и мальчики. Им тринадцать и четырнадцать, они, как всегда, будут жить вместе, в одной комнате.
Она скрестила руки на груди, вцепилась в рукава своей блузки. На кресло и раковину посмотрела так, будто ничего подобного в жизни не видела. Может, и не видела.
— Я делаю прически, — говорю я.
Она кивает. Потом оценивающе смотрит на мой фикус. На нем ровно пять листьев.
— Надо полить, — говорю я. Подхожу и трогаю листья. — Здесь все надо поливать. Воздух тут очень уж сухой. В хороший год дождь идет всего раза три. Ничего. Привыкнете. Мы же привыкли. Но кондиционеры у нас в каждой квартире.
— Сколько стоит квартира? — спрашивает Холитц.
Я отвечаю, и он оборачивается к ней — хочет узнать, что она думает. С тем же успехом он мог обратиться к стене: жена его не замечает.
— Давайте сначала посмотрим, — говорит он.
Я беру ключи от семнадцатой, и мы выходим.
Я слышу Харли гораздо раньше, чем вижу его.
Вот он появляется между домами с газонокосилкой. На нем шорты, майка и соломенная шляпа, которую он купил в Ногалесе. Как правило, Харли косит газоны или занимается мелким ремонтом. Мы оба работаем на фирму «Фултон-террас инкорпорейтед». Ей здесь принадлежит все. Если выходит из строя что-нибудь серьезное, например, кондиционеры или канализация, мы сообщаем об этом по телефону — фирма снабдила нас длинным списком номеров.
Я машу рукой. Так уж у нас заведено. Харли снимает руку с рычага газонокосилки и машет в ответ. Затем надвигает шляпу на лоб и продолжает работу. Доходит до конца лужайки и поворачивает обратно.
— Это Харли. — Мне приходится кричать. Мы входим в парадное и поднимаемся по лестнице. — Чем вы занимаетесь, мистер Холитц? — спрашиваю я.
— Он фермер, — отвечает она.
— Уже нет, — говорит он.
— В нашей округе фермерством не прокормишься, — говорю я опрометчиво.
— У нас была ферма в Миннесоте. Мы пшеницу выращивали. И держали коров. А еще Холитц любит лошадей. Он все про них знает.
— Да ладно, Бетти.
Тут я начинаю кое-что понимать. Холитц — безработный. Конечно, не мое это дело, и мне очень жаль, если я окажусь права — потом выяснится, что я права, — но, когда мы останавливаемся у двери квартиры, молчать дальше уже неловко. Поэтому я говорю:
— Если вы решите остаться, то надо сразу заплатить за первый и последний месяц плюс сто пятьдесят долларов залога. — Произношу эти слова и смотрю на бассейн. Несколько человек сидят в шезлонгах, кто-то купается.
Холитц вытирает лицо тыльной стороной руки. Газонокосилка Харли с тарахтеньем удаляется. Вдалеке, по Калле-Верде, проносятся машины. Мальчишки выбрались из «универсала». Один из них вытягивается по стойке «смирно» — руки по швам, пятки вместе. Потом начинает махать руками и подпрыгивать, будто собирается взлететь. Другой делает приседания рядом с водительской дверцей.
Я поворачиваюсь к Холитцу.
— Давайте посмотрим, — говорит он.
Я открываю дверь ключом. Небольшая квартира с двумя спальнями и гостиной. Любой видел десятки подобных. Холитц идет в ванную и дергает за ручку сливного бачка. Ждет, пока он снова наполнится водой. Потом говорит:
