И одно из них – его жена.
Сара не принадлежала к тому типу женщин, который ему нравился, но все же он признавал, что у нее немало достоинств, одним из которых была честность. Он знал, чего от нее ждать. Она не считала его дураком. Она прямо заявляла о своих намерениях и была уверена в себе.
Прошлой ночью она напомнила ему, что между ними не будет никакой любви. Они просто закрепят свои клятвы, так чтобы их брак был признан официальным. Это вполне подходило и ему, но странным образом и раздражало, хотя, казалось бы, он должен был бы чувствовать облегчение.
Со дня смерти Алэны прошло почти пять месяцев, и его сердечная рана все еще не зажила. Ему и в голову не приходило искать новую любовь, поэтому ему было так легко жениться на Саре. Любовь не имеет никакого отношения к их союзу. Это всего лишь сделка.
Тогда почему его раздражает тот факт, что между ними будет банальная близость? Ему надо поскорее с этим покончить, и какое имеет значение, как, когда, где и кто будет решать?
Раскат грома напугал лошадь, и Каллену пришлось забыть о своих проблемах. Успокоив норовистого коня, он обратил внимание на то, как потемнело небо и что собирается дождь.
– Надо где-то укрыться! – крикнула Сара.
– Джереми говорил, что недалеко от дороги будет много заброшенных домиков.
– Так куда ехать? Дождь уже начинался.
– Выбирай сама.
Сара улыбнулась и свернула на тропу, едва заметную среди разросшихся кустов.
Каллен последовал за ней, и вскоре они выехали на полянку, где под двумя высокими деревьями стояла небольшая хижина. Они быстро привязали лошадей под густой листвой и побежали в дом.
В хижине было пусто – совсем никакой мебели, а очаг такой маленький, что в нем едва уместилось бы одно полено.
– Пойду соберу хворосту, – сказал Каллен, сбросив на земляной пол скатанные в одеяло вещи. – Не закрывай ставни, пока я не вернусь, потому что здесь будет совершенно темно.
Сара кивнула и закрыла за ним дверь. Каллен собрал охапку сломанных веток и каких-то палок. Он был недоволен: встреча с сыном все время откладывалась. Он намеренно старался не думать о сыне, понимая, что это не поможет. К тому же Сара уверила его, что его сын в безопасности, а он верил ей, потому что ничего другого ему не оставалось.
Вернувшись в хижину, он засунул хворост в очаг и, ворча, разжег огонь.
– Вас что-то беспокоит? – спросила Сара, сидя на расстеленном на полу одеяле.
– Все эти проволочки – остановки и прочее, – резко бросил он. – Их слишком много.
Сара вертела в руках какую-то палочку и пожала плечами:
– Но их нельзя избежать. Завтра мы доедем до ярмарки, а оттуда до моего дома всего три дня пути.
Каллен отобрал у нее палочку. При этом их пальцы соприкоснулись, и на секунду оба замерли.
Потом Сара медленно провела пальцем по его руке.
– Вы сильный мужчина.
Каллен отдернул руку. От этого невинного прикосновения его будто током ударило. Он отвернулся и снова занялся очагом, хотя тепла ему уже хватало с избытком.
Черт возьми, ему и вправду нужна женщина, если простое прикосновение так быстро его воспламеняет, подумал он.
Он чуть было не вскочил, когда Сара присела рядом с ним у очага и оказалась слишком близко.
– Как приятно чувствовать тепло! – сказала она, протягивая руки к огню.
Он кивнул, бросил в очаг остатки хвороста и глубоко вдохнул. А вот это он сделал напрасно. От нее пахло землей, сосной и свежим дождем, и будь он проклят, если сможет не обращать на это внимания.
Она, наверно, решила испытать на нем свои чары. Так почему бы не воспользоваться ситуацией и поступить по-своему?
Каллен повернулся к ней, обнял ее и, упав вместе с ней на одеяло, стал искать ее губы. Каково же было его удивление, когда его губы уткнулись в ее ладонь!
– Что вы делаете? – поинтересовалась она.
– Даю тебе то, чего ты, совершенно очевидно, желаешь, – отрезал он.
– Вы думаете, что я хотела, чтобы вы меня поцеловали?
– Ты дотронулась до моего пальца, села рядом со мной…
Она оттолкнула его и выпрямилась.
– Я думала, вы нуждаетесь в утешении. У вас был такой расстроенный вид.
– И поэтому ты сказала, что я сильный мужчина?
– Я просто хотела напомнить вам о вашей силе, думая, что это может вам помочь, ничего более.