Алекс рухнула в кресло и уставилась на экран невидящим взглядом человека, погруженного в глубокие раздумья. Дункан пошел на запах и без труда обнаружил подсобку. Наполнив две чашки доверху, он вернулся в кабинет.
— Молоко? Сахар?
— Если вас не затруднит, — рассеянно откликнулась Алекс, поворачивая чашку в ладонях, словно в поисках тепла.
Он вторично отправился в подсобку. В маленьком холодильнике нашлись сливки. Он с любопытством следил, как Алекс щедро разбавляет кофе. С натянутой улыбкой она отодвинула пакет, и он галантно убрал со стола все лишнее.
Некоторое время они молча потягивали напиток: Алекс в своем кресле, Дункан на стуле для посетителей, чересчур узком для его внушительного торса. Ребро спинки все глубже впивалось в тело как раз под лопатками, неудобное коротковатое сиденье нарушало кровообращение в ногах. Хорошо хоть кофе приличный.
В попытке отвлечься от неудобной позы Дункан еще раз оглядел кабинет. Ни единого намека на предпочтения хозяйки, ни одного ключа к ее жизни — какого-нибудь плюшевого мишки, расписной тарелки, фотографии. Единственный личный штрих (если можно так назвать) — висящий на стене диплом библиотекаря, выданный университетом Иллинойса, в простой металлической рамке.
Никто так и не нарушил молчания. Алекс продолжала разглядывать экран и даже положила руку на «мышь», но мысли ее где-то странствовали. Скорее всего, ей не хотелось разговаривать.
— Только не нужно стирать последние письма, — пошутил Дункан и, заметив на бледном лице тень вчерашнего яростного негодования, подумал: ну вот, теперь она похожа на себя.
Судя по всему, потрясение прошло.
Появился толстяк в полицейской форме, обремененный фотокамерой, видеомагнитофоном и черной пластиковой папкой, видимо, для снятия отпечатков.
— Это начальник полиции, — объявила Алекс с нажимом. — Берт Хармон.
Мимо прошел сержант Перкинс, потом еще кто-то и еще, пока в библиотеке не собралось примерно с полдюжины представителей закона разного калибра плюс пара особенно серьезных типов в штатском (Дункан предположил, что из ФБР).
— Алекс, будь добра, иди в отделение. Там сержант Ремцо снимает показания, расскажешь ему, как все произошло.
Она послушно поднялась, но прежде чем выйти, бросила вопросительный взгляд в сторону Дункана.
— Мистером Форбсом займусь я сам.
Не дожидаясь, пока его вежливо, но настойчиво попросят официально представиться, Дункан предъявил визитную карточку профессора университета в Суортморе по предмету «История искусства». Там значились все необходимые телефонные номера. Алекс, медлившая у стола, вытянула шею, пытаясь их прочесть. Тогда он выудил еще одну карточку, записал ниже номер мобильного телефона и протянул ей. Перкинсу он повторил туже полуправду, что накануне выдумал для Алекс:
— В настоящее время я в академическом отпуске, пишу книгу, а в Свифт-карент приехал, чтобы спокойно поработать.
— Хм… — Сержант нацарапал что-то в блокноте и поднял взгляд на Дункана. — Значит, пишете книгу по искусству? — уточнил он таким тоном, словно подобный род занятий ставил жирную и окончательную точку на мужской стороне его натуры.
— Совершенно верно.
Выходившая Алекс метнула через плечо удивленный взгляд. Казалось бы, она имела достаточно времени, чтобы переварить новость насчет его места в обществе. Если только она не решила, что из тщеславия он выдал за университет начальную сельскую школу.
Тем временем Перкинс привел в боевую готовность портативный магнитофон.
— Прошу извинить, но мы здесь люди скромные, отдельной комнатой для допросов не располагаем, — уведомил он сухо. — Так что придется побеседовать прямо на месте.
— Ничего не имею против.
Сержант сообщил свое имя и звание, потом имя и звание Дункана, время и место допроса.
— Где вы остановились в Свифт-каренте, профессор?
— В гостинице «Риверсайд», коттедж номер восемь.
— Надеюсь, ясно, что до конца расследования вы не можете покинуть город?
— Я и не собирался, по крайней мере, пару месяцев.
Он говорил чистую правду: еще накануне Дункан решил задержаться и по возможности сблизиться с внучками Фрэнклина Форреста, а заодно расспросить всех, кто, так или иначе имел к нему отношение. Так сказать, копнуть поглубже. Работа над книгой могла послужить отличной дымовой завесой.