— В чем дело? — потребовала она ответа у Доры.
— Это их птица.
— Терпеть не могу птиц. Нечего ей здесь делать с бесстыжим языком. Ей место в подвале!
Дору распирало любопытство, чем занимаются новые обитатели. Под видом уборки она поднялась наверх подслушать их разговор и заглянуть в замочную скважину. Джон Булль как нарочно в этот момент открыл дверь. Увидев стоявшую на коленях горничную, он удивился странному обычаю.
— У вас в эту дырку молятся? — спросил он.
— Ничего такого я не делала! — огрызнулась она.
— Я не обвиняю тебя в том, что ты подглядывала, хотя мне теперь ясно твое намерение.
— Я не подглядывала! — твердила Дора.
— Теперь к тому, что ты подглядывала, еще добавляется ложь. Что ты так смотришь на мою голову?
Шмыгнув носом, Дора решила, что наступление — лучший вид обороны.
— Что это ты намотал себе на голову? Джон Булль гордо выпрямился, думая, как бы объяснить это особе женского пола явно ниже его по положению.
— Это часть моей форменной одежды. Как, скажем, этот кусок материи у тебя на голове!
— Кусок материи? — задохнулась от оскорбления Дора. На ней был чуть ли не самый лучший ее чепец. — У меня чепцы, а не какие-то тряпки. Этот из настоящего льняного полотна. И кружева с мушками.
— Мушками? — Джон Булль пришел в ужас. «У нее насекомые. Тогда понятно, почему у нее на голове такая отвратительная шапка!»
— Да, — гордо подтвердила Дора.
— Не подходи ко мне. Ты грязная.
— Грязная? — взвизгнула она.
— Ты освобождена. Кыш, ныш.
— Не тебе меня прогонять… не успел приехать, а… подохнуть можно!
— Я приехал в Англию не умирать, а жить!
Спустившись на кухню, он столкнулся с грудастой толстой кухаркой.
— Позвольте представиться. Я Джон Булль.
— Если ты Джон Булль, тогда я царица Савская, — объявила она.
— Савская? Значит, ты не женщина — свинья? — слегка озадаченно спросил он.
Дора прыснула, тогда как миссис Хогг[1] побагровела.
— Значит, женщина-свинья? Издеваешься над моей фамилией? — вскипела она.
— Нет-нет, мадам. Уверяю вас, я вполне серьезно.
— Для тебя я миссис Хогг. И требую здесь, на кухне, уважения. Терпеть не могу, когда лезут не в свои дела.
— Я не имел намерения вмешиваться в ваши дела, мадам, или в дела этой женщины с насекомыми. Я пришел взять ломтик фрукта для скворца моего хозяина, его сегодня не кормили. Кстати, где птица?
— Съела я ee! Спустила вниз, там и оставила!
— Я бессловесный!
— Хочешь сказать, безмозглый.
— Я мог бы сказать что-нибудь непристойное, но воздержаюсь! — произнес Джон Булль, с достоинством покидая кухню и направляясь наверх, где оставался до конца дня.
Дома Сэвидж получил записку от мистера Уотсона, в которой сообщалось о подходящем доме, но, прежде чем отправиться к своим поверенным, он решил зайти на Савил-роу к рекомендованному ему портному. Входя в это фешенебельное заведение, он чувствовал себя несколько неловко, так как ни разу не бывал в магазинах мужской моды. В молодости он носил одежду из вторых рук, а в индийских владениях портной являлся к нему на корабль или на плантацию.
Приказчики в магазине были законченными снобами и с презрением относились ко всему, что не являлось криком моды, но, обнаружив, что за деньгами дело не станет, они расстелились перед ним. Не забыв сказать, что одевали самого принца Узльского, они заверили Адама Сэ-виджа, что превратят его из неуклюжего жителя колоний в верх совершенства. Тут же они поняли, что индийский дикарь имеет собственное мнение и сильную волю.
Он заказал две дюжины белых рубашек и шейных платков из тончайшего материала, но самого простого покроя. С него сняли мерки для синего, темно-красного и черного сюртуков из материала высшего качества и скромных жилетов слегка контрастирующих цветов. Он заказал удобно сидящие бриджи, застегивающиеся на Щиколотке шаровары и полдюжины пар лосин. Купил перчатки для верховой езды и езды в карете, но его не смогли уговорить на перчатки из собачьей шкуры, на которых все помешались. Купил бобровую шапку, но они были шокированы, когода он отказался от всех треуголок и париков под них, какие ему показали. Ему говорили, что его ни за что не примут в свете, если он будет упрямиться и носить собственные ненапудренные волосы. В конце концов его уговорили на вечерний костюм из черного атласа, но никакие уговоры не помогли, когда зашла речь о белых Рейтузах. Он купил себе цилиндр, плащ с пелериной и даже шелковые чулки, но рассмеялся в лицо, когда башмачник предложил туфли на высоких каблуках.
