Сбросив парик и сапоги, Тони устроилась с подносом на подвесной койке. Тут была дюжина отменных крупных креветок и сваренная в мундире молодая картошка с лимонным соусом, нарезанные на скорую руку зеленый лук, водяной кресс-салат и листики шпината с растительным маслом и уксусом. Просто, но необынновенно вкусно. А ведь глядя на Максуайна, можно подумать, что он способен кормить лишь свиней.
Насладившись ужином, Тони задумалась, как она сможет пролежать целую ночь в подвесной койке. И, как нарочно, уснула. Нельзя сказать, что сон был спокойным. Ей снилось, что она мечется по кораблю, выполняя одну тяжелую работу за другой, а матросы смеются над ее «подштанниками» — длинными панталонами с кружевными оборками. Она то драит палубу щеточкой для ногтей, то выносит за всеми ночные горшки. Ругает индийского дикаря всеми грязными словами, которые приходят на ум.
Утром она едва сползла с койки, с ужасом думая о предстоящей работе. Зачесала назад темные волосы, завязав сзади шнурком. Натянула сапоги и вышла на палубу.
Тони с удивлением обнаружила, что они стоят в порту. Сэвидж как раз возвращался на корабль. Она еще больше удивилась, увидев, что он небрит на плечах грубая одежда.
— Не может быть, что мы во Франции.
— Конечно, во Франции. Это же клипер. А мы в Булони, — указал он головой в сторону города.
Тони напряглась в ожидании приказаний, но услышала не то, что ожидала:
— Ступай принарядись. До полудня мы прибудем в Гавр. Если ты все еще собираешься покупать предметы парижской моды, то склады Гавра ломятся от женских безделушек. Думаю, мне следует пойти с тобой помочь выбрать исподнее. Ты же не имеешь представления о том, что женщины предпочитают носить под юбками, как и о том, кого они предпочитают иметь под одеялом.
— Еще посмотрим, — сухо ответила Тони, злясь на его постельный опыт — Где вы были? — требовательно спросила она.
— Кому, черт возьми, какое дело? — окинув ее ледяным взглядом, ответил Сэвидж.
— Да я просто так, — смутилась Тони.
— Делал рекогносцировку. В наши дни Франция не такое уж безопасное место. На аристократию с ее расточительством и безнравственностью надвигается гроза. В Гавре пока, должно быть, спокойно, но вот в Париже знать уже начинает опасаться за свою жизнь.
— Неужели их излишества превосходят излишества лондонского света?
— Англичане — дилетанты; когда дело доходит до излишеств, они трусливы, скучны и прижимисты. Французы же ненасытны и развращены излишествами в еде, моде, сексе. У них столько причуд, что умелые пройдохи вроде меня могут на них неплохо заработать.
— А я?
Сэвидж покачал головой. Шрам у рта стал заметнее, придав лицу зловещее выражение, которого она так пугалась.
— Ты недостаточно испорчен, чтобы обмануть слабого и беззащитного, лорд Лэмб.
Тони не захотелось углубляться в этот неприятный разговор.
Она получила от хождения по складам огромное удовольствие. Если бы еще иметь возможность выбирать наряды для себя, то это был бы сущий рай. Она старалась, чтобы Сэвидж не заметил ее жадных взглядов когда она рассматривала и отбирала покупки. У нее разгорелись глаза при виде богатейшего выбора платьев и нижнего белья из самых изысканных материалов. Шелка, кисея, муслин, атлас, кружева, чесуча, тюль и тафта любого мыслимого оттенка и рисунка поразили ее воображение, и она заказала всего по штуке. Сэвидж сказал, чтобы она заказала всего по паре дюжин. Тони покачав головой, объяснила, что женщины, если это касается одежды, не любят быть похожими на других. Все сводится к спросу и предложению. Единственный в своем роде фасон будет стоить в десять раз дороже, чем тот же фасон, повторенный в разных размерах и цветах.
День еще не кончился, а Адам Сэвидж признал, что у Тони куда больше терпения, чем у него самого. Он расхаживал в ожидании, когда тот закупит дамские шляпки, зонтики, туфли, чулки и перчатки. Когда молодой Лэмб перешел в оптовый магазин, заваленный париками, Сэвидж возразил, что в Индии и на Цейлоне слишком жарко, чтобы носить парики, и что женщины там просто пудрят свои волосы.
— Это не для индийских владений, а для Лондона. Надо бы знать, что глупые жертвы моды вроде Джорджианы или графини Оксфордской выцарапают друг другу глаза ради этих нелепых французских причесок.