Схватив Викторию за предплечья, Рауль наклонился над ней.
— Я сделал все, что в моих силах, чтобы скрыть правду от тиранов, которые подвергнут меня пыткам, убьют меня, а потом привяжут мое бездыханное тело к моим же лошадям, чтобы те таскали мой труп по улицам Тонагры. Я же не хочу упустить шанс освободить свой народ от угнетения из-за того, что одна англичанка, которая может испортить все мои планы, не умеет держать язык за зубами.
Ушам своим не веря, Виктория сердито уставилась на Рауля.
У него было серьезное выражение лица, зеленые глаза сверкали, а то, как он держал ее, напомнило те мгновения на балконе в доме Гримсборо, когда ей показалось, что он может сбросить ее вниз.
Что он за человек? Она едва его знала — но в данный момент он ее пугал.
Приподняв подбородок, она отчетливо произнесла:
— Власти заподозрят вас в организации беспорядков прошлой ночью.
— Вот в этом вы ошибаетесь. — Он расслабился, но не отпустил ее. — Я был на вечеринке. Разве меня не видели? Я танцевал с бельгийской наследницей, когда началась заварушка. Меня вытолкнули из комнаты, и я побежал, как и многие другие мужчины и женщины. Проплутав часа два в темноте, я вернулся в бальный зал и предложил свою помощь в поимке мятежников. Меня сразу поправили: это были не мятежники, а всего лишь молодые иностранцы, сыгравшие грубую шутку. Я помогал допрашивать слуг и вздрагивал при каждом громком звуке. Потом я извинился и сказал Жан-Пьеру де Гиньяру, что намерен поохотиться недельку, улыбнулся и поехал домой.
— Но… это не вся правда!
— Однако никто другой не выглядит таким ни в чем не повинным и таким трусоватым, как я.
Он предусмотрел все. Буквально все! Этот мужчина был умен и опасен, и ей не следовало забывать об этом.
— Что вы имели в виду, назвав меня «красивым и драгоценным призом»? — спросила она.
Почему изо всех глупых вопросов, которые она могла задать, именно этот слетел с ее языка?
Ей показалось, что она услышала, как он скрипнул зубами.
— Вы красивы. И вы это знаете.
— У меня самая заурядная внешность, — поправила она его. — И я уже достигла возраста старой девы.
Он фыркнул.
— Вы приближаетесь к возрасту, когда перестаете быть наивной дурочкой. Вы женщина, причем чертовски красивая. Какой-нибудь мужчина, если бы у него были подобные намерения, мог бы предложить вас средиземноморским пиратам и продать за кругленькую сумму. Полагаю, вы все еще девственница?
У нее вспыхнуло лицо.
— Мистер… Лоренс!
— Значит, девственница. Да, за кругленькую сумму. Или мог бы оставить вас в качестве своей игрушки и попытался бы приручить.
— Я не какая-нибудь дикая кошка! — воскликнула Виктория.
— Откуда вам знать? Ведь вы только что признались, что вы девственница?
— Уверяю вас, ни в чем подобном я не признавалась.
— Значит, вы не девственница?
Он усмехнулся, наблюдая, как она с трудом подбирает ответ.
Наконец она решилась:
— Девственница я или нет — не ваше дело.
— Дорогая моя мисс Кардифф, я хотел бы, чтобы это стало моим делом. — Улыбка исчезла с его лица. — Но, к сожалению, в данный момент у меня нет для вас времени. Я планирую переворот в моей стране.
— В таком случае верните меня в Тонагру.
— И что вы там будете делать, мисс Кардифф? Отправитесь прямиком в полицию? А вы знаете, что они с вами сделают? Они станут вас допрашивать.
— Я не скажу им ничего.
Рауль расхохотался.
— Не скажу, — настойчиво повторила она. — Клянусь! А моему слову можно верить, потому что в отличие от вас, мистер Лоренс, я горжусь своим английским происхождением.
— Ваше слово ничего не стоит, — сказал он и, не дав ей ничего сказать, легонько тряхнул ее. — И не потому, что вы лгунья, а потому, что де Гиньяры заберут вас в королевский дворец, посадят в самую глубокую подземную тюрьму, будут допрашивать, подвергать пыткам и насиловать, чтобы получить всю информацию, которая вам известна или которая, как вам кажется, вам известна обо мне, моем происхождении, моем местонахождении, моем состоянии, моих соотечественниках… и вот когда вы будете умолять их убить вас, они это сделают.
