Он был уже стар. Пятьдесят восемь лет — не шутка. Против девятнадцати. Но, если встречаются два человека, они равны, независимо от возраста и положения, если, конечно, хотят этого равенства. А Сарина в свои девятнадцать лет забивала монаха глупыми вопросами, на которые он давно нашел ответ — так давно, что забыл, какой ответ должен быть. Сарина же, наоборот, искала. Поэтому ему хотелось, чтоб она ушла. Страсть к познанию не всегда полезна, особенно, если дело касается мужчины и женщины.
Но Сарине было наплевать на эти условности. Она впервые почувствовала себя свободной. Никто не стоял над душой, не выклянчивал любви (а Сарина считала, что папа выклянчивает любовь — она его и так любит, что еще?). Никто не прогонял ее и не звал остаться. Конечно, она бы предпочла, чтобы монах звал ее — все мы хотим обожания; чтобы нас закидывали цветами, лепетали нежные речи, а когда приходит обожание, становится так скучно, что не знаешь, куда бежать.
«Почему мне скучно?» — мучила Сарина монаха. «Мне все противны — весь мир. Почему так? Я ни с кем не могу ужиться.» «А себя ты любишь?» — спрашивал монах. Он не спрашивал, но она представляла, как он спросит, и что она ему ответит — громадная умственная работа происходила в ней. Даже укрывшись тонким ковром, она продолжала думать о нем — о его мыслях, ответах ей, о своих мечтах — все ее мечты сводились к одной — она не хотела быть, как все. Трудное осознание себя в мире и слитности с миром не пришло еще к ней, а монах не понимал, как может быть иначе ведь он — часть Сарины, и она — часть него. Любовь — только стремление к цели, а не сама цель. Сама цель — мир.
Людей она услала домой. Садай, Клара… Как давно это было!
День назад! Вчера!
Сарина явилась, распустив волосы и накинув на плечи и тонкую спину мощный вязаный платок — не стоило шутить с природой. Одетая женщина интересней раздетой, а одетая до пят — интересней вдвойне. Так считают и мужчины, и женщины. Ах, как здорово ходить в длинном платье! Оно льется за тобой, как хвост, и складки прыгают на ветру, и ты — такая стройненькая, просто прелесть!
Саринино платье касалось каблучков — сзади, и ажурных брошек на туфельках — спереди. Платок на плечах тоже был ажурный. Все — темного цвета. Сарина не любила яркого. Как ночь любит свои краски, так Сарина, оглядев себя в зеркале, находила, что ей лучше светло-серый или бордо. Гри де перл — говорили древние — жемчужный. Но жемчужного не было у нее. Коричневый, в лучшем случае — серый. Зато волосы — прекрасны. Спускаются по плечам и абсолютно прямые. Так льется река из серебра коричневого цвета — тяжелые и теплые.
Сарина смотрела на Томаса, и ему казалось, что ночь смотрит на него. Но, как ни великолепен котенок, прыгающий у вас на ковре и смотрящий на вас огромными зелеными глазами, — это котенок. Когда Сарина наклоняла голову и смотрела на Томаса (как всегда, отстаивая очередную свою теорию — например, что власть может быть обильной, но не очень), он подходил, и она выпрямляла шею, смотря прямо вглубь него — она действительно смотрела вглубь него, как мы смотрим в космос, а не на себя или — от себя. И Томас чувствовал, что она проникает вглубь него, но не до самой глубины. Что мы видим, глядя на небо? Темноту и звездочки в ней. Что видела Сарина в Томасе? Возможно, многое, но не до конца. А ей хотелось до конца. «Не понимаю, — бормотала она, залезая в постель, — не понимаю.»
Она уже неделю жила в замке. Монастырь казался ей замком, а если откровенно — домом. То же расположение комнат с небольшими изменениями, которые Сарина сразу же выучила. Две дверцы — одна ведет в сад, другая — тайный ход. Но тайный ход давно зарос травой и грязью, и ходить по нему нельзя. Это Сарина узнала от Томаса. Томас провел ее и показал ей — но она скорее бы умерла, чем прикоснулась к нему — чем сильнее манит нас любовь, тем мучительней последние шаги, и Сарина думала вполне прозаически: «Почему он не любит меня? Почему мы не можем жить, как все люди?» (Хотя она первая отрицала принцип «жить, как все») — И прочую ерунду, которую думают женщины, когда хотят замуж. Вы думаете, женщина рождается в первую ночь? Ошибаетесь, мои дорогие. Женщина рождается из желания стать женщиной, то есть, попросту говоря, властительницей мира.
