— К чему ты клонишь?
— Скажешь, что пришёл её показать Насте, объявив о разрыве ваших отношений. Она в ответ заскандалила, и ты в гневе её ударил. Тебе немного дадут. Отсидишь пару лет, а я тебя из тюрьмы дождусь.
— Ты старая дура, совсем с ума сошла, если думаешь, что я вместо убийцы Насти под суд пойду. Пусть за её смерть сам отвечает.
— Так, я прошу спасти не чужого, а нашего родного сына. Да и убийство произошло по твоей вине. Незачем было связываться на старости лет с молодухой. Вот теперь и пожинай плоды. Пиши явку с повинной и иди в полицию. Если спросят о Кольке, то скажешь, что он ещё накануне убийства уехал после ссоры с тобой.
— А если я откажусь?
— Дело твоё. Только как жить будешь, зная, что твой сын, родная кровинушка, не успев семьёй обзавестись, в неволе по твоей вине мучается?
— Нашла чем укорить! Да я бы его собственными руками придушил за смерть Насти!
И Вадим Сергеевич вновь затрясся всем телом от безутешного горя.
Ксения Степановна, хорошо узнав за долгие годы отходчивый нрав своего мужа, решила временно отступить. Впереди предстояла долгая ночь, и она надеялась убедить мужа в своей правоте. И к утру, она добилась своего. Вадим Сергеевич, с безнадёжной покорностью согласился:
— Ладно, я твою просьбу уважу, но сделаю это не ради Кольки. Мне теперь без Насти и жизнь стала без надобности. Пусто вот здесь в груди, словно сердце вынули и вместо души бездонная яма. Собери мне с собой тёплые вещи, а курево я куплю по дороге в полицию.
Когда муж, не прощаясь, вышел из квартиры, Ксения Степановна подошла к висящей в углу иконе и истово перекрестилась, выпрашивая себе прощение за совершённые в последние дни поступки.
Через день Вадим Сергеевич повесился в камере, сделав петлю из разорванной рубашки. Узнав об этом, следователь, ведущий дело об убийстве Насти, ещё раз перечитал явку с повинной и задумался:
«Есть, конечно, сомнения. Он соврал о дате отъезда сына из Москвы. Тот вполне мог успеть совершить возмездие. Но у меня есть письменное признание, а вину Кольки ещё надо доказывать. У меня и без этого полно дел. Не нужны мне лишние и напрасные хлопоты».
И следователь начал писать постановление о прекращении уголовного дела в связи со смертью обвиняемого.
Голос матери, упорно настаивающей на своем нелепом желании, срывался от волнения. Требование тащить через весь город в новую квартиру выцветший от времени и покрытый трещинами, словно морщинами, старый комод вывело Гусева из себя и, ответив резким отказом, он с раздражением резко бросил телефонную трубку.
До последнего времени мать жила с соседями в «коммуналке» старого добротного дома. Но неожиданно ей предложили разъехаться с соседями в две однокомнатные квартиры.
Дав согласие, мать с трудом расставалась с привычными вещами. Особенно раздражал Гусева старый КОМОД:
«Зря я сразу не догадался сжечь или выбросить его на помойку. А теперь ей подавай этот раритет, как напоминание о первых счастливых днях с отцом, купившим комод сразу после свадьбы. Ну, нет! На всякое чудачество деньги тратить ни к чему».
Неприятные размышления прервало появление дежурного Митрофанова, сообщившего:
— В поликлинике женщина умерла. Скоропостижно. Сидела, ждала приема у врача и скончалась прямо возле кабинета. Труп отправлять в морг надо. Так что выйди на место и составь протокол.
Гусев нехотя отправился выполнять неприятное поручение.
Женщина лежала не в коридоре, где, по свидетельству очевидцев, умерла, а в кабинете врача за белой ширмой. Ее полное тело покоилось на высоком жестком топчане, обитом черным дерматином. Дело было ясно. Но на трупе были дорогостоящие ювелирные изделия: золотое кольцо с довольно крупным камнем и усыпанные мелкими бриллиантами сережки. Необходимо было принять меры к их сохранности. И зафиксировав отсутствие признаков внешних повреждений, Гусев в присутствии понятных отразил в протоколе изъятия ценностей и сумочки, которой лежали деньги и паспорт.
Кольцо снялось сразу почти без усилий, а с серьгами пришлось повозиться: они были на винтиках, плотно впившихся в ушные мочки, и, с трудом преодолевая естественное в таких случаях отвращение, Гусев открутил скользкие металлические кружочки, буквально выворачивая их из мягкого человеческого тела. Затем зашел в регистратуру и с лечебной карточки списал номер домашнего телефона.