Снова стукнула дверь, забубнили мужские и женские голоса, потом грохнул тяжелый засов, зазвенели ключи. Элина, едва дыша, всматривалась в коридор по другую сторону двери. Протопали бабы в красном, красивой девушки с ними не было. Элина решила, что утром, когда поведут завтракать, она расспросит соседку, куда водили ночью. Девушка подождала еще немного, ничего не происходило. За дверью было тихо, разве что изредка прохаживались охранницы. Шаги звучали грузно и размеренно, а доски пола поскрипывали под толстыми ножищами. Не спят, сторожат исправно!
Элина отступила от двери и подошла к окошку. Ставни здесь запирались, должно быть, только в холодное время, а сейчас в проем лилась ночная прохлада. Тишина, даже птиц не слыхать… Тишина и покой. На стене горят факелы, неяркие огни обрисовали контур гребня с зубцами. Под стеной — непроглядная чернота. Ничего не видать, скучно и тихо.
Девушка вернулась на топчан, поворачивалась так и этак, накрывалась и отбрасывала льняное полотно, которое должно было служить одеялом, — сон не шел.
Элина вставала, прохаживалась по тесной комнатенке, снова ложилась… Наконец веки стали тяжелеть, мысли начали путаться… девушка задремала… и вдруг ее будто толкнули — вдалеке раздался отчаянный крик. Элина села и прислушалась — ничего, тишина, как и прежде. Кричала женщина или приснилось? Девушка подошла к окну и вгляделась в ночь. Нет, лучше все-таки поспать. Неизвестно, что случится завтра, Элине нужно быть бодрой… Она решительно улеглась, повернулась к стене и натянула на голову одеяло.
В этот миг пьяный и веселый Ленлин поднялся на второй этаж… отыскал дверь с медными гвоздями, задул свечу и тихонько, чтобы не разбудить спящего героя, приоткрыл…
* * *
Ленлину было хорошо. Он пел, люди радовались, так весело вышло, так славно! Поэта едва отпустили, требовали играть и петь снова и снова. Девчонка подносила пиво, Ленлин хлебал, чтобы промочить пересохшее горло, и не заметил, что хмель забирает.
И он снова пел. Бродяга исполнил свои собственные куплеты, посвященные героям старины, спел и древние баллады, что были сложены прежде, чем встала Завеса… Крестьяне и торговцы снова хлопали в ладоши, стучали кружками, бородатый трактирщик подносил пива, сгребал медяки в широкую горсть, утирал слезы и снова посылал дочку — поднести певцу кружечку, чтоб кураж не пропадал. Потом еще и еще. Ленлин сочинил на ходу какие-то дурацкие вирши… о, Свет, что он пел?
В домике под колесом
Очень весело живем!
Заходите, люди, в дом,
Всех накормим, всем нальем!
Хозяин ржал как жеребец и снова велел дочке бежать к певцу с пивом, орал: «Заслужил! Ай, как уважил!» Еще пиво и еще… Ленлин охмелел…
Или это от усталости? Он — бродяга, ему не привыкать от темна до темна шагать по тракту, но нынче очень уж тяжелый денек выдался, зато люди вволю нарадовались. Поэт ощущал тяжесть подвешенного к поясу кошелька. Еще вчера кошель был пуст, а нынче — набит медяками!
Ленлин постоял на пороге, чтобы глаза привыкли к темноте, разглядел две кровати, на одной горбится темная масса — там спит герой.
Хм… герой его, Ленлина, баллады. Даже странно как-то. Кто из них кого… сотворил? Если бы не победитель волка-оборотня, Ленлину ни за что бы не сложить такой замечательной песни, стало быть — герой сделал Ленлина? Но не сложи поэт стихов, и герой был бы совсем другим, не таким, каков он есть теперь! Людям бы он казался иным, не таким, как в песне! Вот так штука…
В комнате было светлей, чем в коридоре. В окно лилось лунное серебро и покрывало мягкой патиной контуры скудной обстановки — сундук в углу, сапоги героя подле кровати и складки одеяла.
Бродяга осторожно вошел в комнату и затворил дверь. Когда он обернулся — Корди сидел в кровати и меч, лежащий на коленях, светился как будто собственным серебряным сиянием.
— Я тебя разбудил, — растерялся Ленлин. — Не хотел мешать…
— Ложись, — ответил Корди, откладывая оружие.
— Послушай, а я ведь так и не знаю, как тебя звать.
— Ты уже сочинил песню, — ответил герой. — Там нет имени.
Ленлин осторожно разделся и лег в свою кровать. Сосед не издал ни звука, даже дыхания не доносится. На миг поэту стало не по себе, но усталость и хмель взяли свое — он уснул. После такого удачного вечера замечательно спится, и грезы приходят самые лучшие. Ленлину снились девушки, цветы, новые песни и публика, которая рукоплещет и требует петь снова и снова… Во сне бродяга сочинял стихи, гораздо лучше и красивей, чем те вирши, которые удавалось сложить наяву, во сне Ленлин был великим поэтом, величайшим из сказителей Круга, никто не мог соперничать с ним. Из дальних краев являлись путешественники, чтобы послушать сладкозвучный напев великого поэта и музыканта. Путешественницы являлись тоже, и рукоплескали искусству Ленлина, и просили еще… еще… Какой чудесный сон.
