Итак, он вступил во владения Лорда Тьмы Феттаха во главе отряда в сто человек. Неплохое начало для очередной дурацкой песенки Ленлина…
* * *
Поэт проснулся, когда солнце перевалило за полдень. Ленлин огляделся, припоминая, где он и как здесь очутился. Постепенно в памяти всплыл вчерашний вечер, дурацкая бравада…
Да, вел себя как мальчишка. И лютню, засыпая, забыл спрятать в чехол! Не намокла бы от росы… Ленлин аккуратно вытер инструмент рукавом. Если поутру и была роса, теперь уже высохла. Поблизости затрещали кусты, Ленлин вскинул голову — лошадь Корди бродила рядом и щипала траву. Лошадка хрустела так аппетитно, что и Ленлину захотелось есть. Да и жажда мучит…
Поэт встал и огляделся — он расположился в кустах, от дороги стоянку отделяло около десятка шагов. Вокруг стояла тишина, начиналась дневная жара. Возвращаться в деревню? Это было бы умно, пожалуй. Но как показаться на глаза селянам? После вчерашнего? Ленлин подошел к жеребцу, поискал в седельной суме и выудил флягу. Встряхнул, внутри булькнуло. Парень выдернул пробку и с наслаждением напился. Вода была несвежая, теплая, но Ленлин почувствовал себя значительно лучше. Пожалуй, рассудил он, в деревню можно возвратиться под вечер. Меньше встреч, меньше расспросов.
Ленлин решительно прошелся взад и вперед. Снова сел на прежнее место. Потом встал. Однако есть-то хотелось! Пока не напился, еще не сознавал, насколько голоден. Поэт стал раздумывать, что сейчас у крестьян полно работы в поле или еще где и, стало быть, он и теперь никого не встретит, если вернется. Мартос — мужчина рассудительный, насмехаться не будет… Потом снова заговорило упрямство, Ленлину расхотелось ехать в деревню…
В разгар борьбы с собственным упрямством он услыхал голоса — по дороге приближались двое путников, может, и больше… Один голос был женский, другой, хотя и тонкий, принадлежал, пожалуй, все-таки мужчине. Ленлин переместился ближе к дороге и присел в кустах. Вскоре показались прохожие — ну конечно! Ильма! И с ней парнишка, не то племянник Мартоса, не то какой-то дальний родич. Вчера он помогал готовиться к празднику. Кажется, у сутулого Мартоса нет детей, и этот — наследник. Вроде что-то такое было сказано… Еще Ленлин припомнил, что паренек норовил оказаться рядом с Ильмой и был недоволен вниманием, которое девушка уделяла спасителю. Впрочем, вчера-то могло и почудиться…
Пришельцы остановились.
— Ну, вот и красные столбы, — буркнул парнишка. — И чего теперь? Сбежал твой герой?
— Не сбежал, — рассудительно возразила Ильма. — Он не мог сбежать, если обещал друга здесь дожидаться.
Ленлин поднялся, его увидели.
— Во! — обрадовалась девушка. — Точно! Ленлин, а я тебе поесть принесла!
Ильма показала внушительных размеров узелок. Парень, ее спутник, радости не проявлял, зато он притащил кувшин. Оба направились к поэту — в заросли.
— Я так и знала, Ленлин своего храброго друга здесь будет дожидаться, никуда не уйдет. Вот с голоду помрет, а не уйдет! — затараторила Ильма. — Дай, думаю, покормлю его, вчера много наготовили, даже не управились, не съели. Ну а поутру все разошлись, страда же начинается! Отец говорит, мне тоже в поле, а я нет, потому что… Ленлин, гляди, чего я принесла…
— Ну и пива тоже, — вставил парень.
— Спасибо, — как можно более равнодушным тоном ответил поэт, — но и вы со мной поешьте, а то некрасиво будет, если я один… Неудобно, я так не могу.
Ребят долго упрашивать не пришлось, вскоре все трое расположились на траве и стали жевать. Ильма при этом успевала болтать за троих — пересказала, о чем говорили земляки после ухода Ленлина, да как она объясняла, что поэт поступил очень даже благородно, когда ушел. Песни его всем понравились, поэтому люди расстроились, что он убежал. Но едва Ильма объяснила им, что у благородных героев всегда так, не по-обычному, не как у простых селян, — тогда все поняли. Ну то есть не поняли, зачем Ленлин сбежал, а поняли, что так надо. Все-таки поэт, не простой человек, а возвышенный. Ильма так и сказала: «возвышенный», причем повторила дважды. Наверное, девушке хотелось, чтобы замечательный Ленлин заметил, как красиво она говорит.
