Аймер недоверчиво покосился на брата, который со всей очевидностью сам не верил в свои слова, но ничего не сказал. Сунул подушечку в карман под скапулиром и повернул на улицу, ведущую к церкви.
Гильеметта, убежавшая, припадая на правую ногу под тяжестью кувшина, и впрямь оказалась быстра, как огонь под ветром. Когда двое проповедников спустились наконец к маленькому, вечно запертому мон-марсельскому храму — кажется, предхрамовая площадь была единственным по-настоящему ровным местом в деревне — их уже ждало торжественное собрание.
— Ничего себе скорость, — тихо изумился Аймер, завидев группу человек в двадцать, с байлем во главе, с зажженными светильниками — просто благоразумные девы! — ожидавшую их торжественным полукругом. Приглушенно гудели мужские голоса, из женщин никого не было видно. Антуан шел как во сне: он и без того чувствовал себя в середине собственных ночных грез, проходя впервые за такие длинные для него пять лет этот совершенно не изменившийся путь. Между серых осталей, лепившихся друг к другу, по узким, беспорядочно вьющимся улочкам, обходящим уступы скал; мимо поворота на бывший свой, а теперь совершенно чужой дом… Антуан с неудержимым тревожным любопытством оглянулся тогда на проулок, как Лотова жена, — непонятно, что думал там увидеть… И сейчас по мере приближения к людям он вглядывался в лица, ожидая встретить белозубую улыбку единственного мон-марсельца, которого он, оказывается, видеть очень не хотел. Своего отчима. Или хотел? Сейчас, по возвращении, так сказать, во славе — в белом хабите, клирик, почти инквизитор, более не младший, едва ли не старший, свободный, неприкосновенный, с прекрасным Аймером за плечом — может, Антуан и желал бы видеть отчима именно сейчас, доказать ему и себе, что прежние времена — всего лишь прошлое, которое прошло? Но, к добру или к худу, Бермона-ткача на площади не было.
Гул тревожных голосов сменился не менее тревожным молчанием. Братья подошли к ожидавшему тихому полукругу; Аймер внезапно почувствовал себя очень — слишком! — белым. Тихо горели свечки в фонарях; пятнами светлели в быстрых сумерках бородатые лица. Как на похороны, кольнуло проповедника; в воздухе железисто пахло страхом — скорее всего, страхом перед ним же самим, Аймером; странный народ — но их тревога заражала и его.
Первым, как положено, заговорил байль. Он выступил вперед, держа обеими руками и протягивая Аймеру большое тусклое блюдо — ну просто шатлен покоренного города с ключами от цитадели! И верно — на блюде лежала жидкая связка ключей на одном кольце. Показалось — или и впрямь постарел достойный Пейре Каваэр за пять лет, и усохло внушительное брюшко, и запали почтенные щеки?
— Вот, отцы наши братия, — сообщил он с поклоном, снова обращаясь к Аймеру во множественном числе; — ключи вам от церкви нашей имеем честь поднести, удобства вашего ради. Где переночевать изволите? Пожелаете в замок опять — только пусто там, давно не топлено, скверно, не сочтите за грубость — или лучше ко мне, как раз к ужину поспеете, если согласитесь отведать что Бог послал…
Претерпев краткое сражение с возликовавшим желудком — и победив! — Аймер с достоинством принял ключи, поблагодарил кивком.
— Благодарю, любезный… Пейре (расслышав из-за плеча тихую подсказку Антуана), но отдых после, а прежде всего — дела. Мы с братом (пусть привыкают!) и помощником прибыли к вам проповедовать, не за чем иным, и стеснять никого не желаем. Хорошо нам было бы поговорить с вашим кюре; у него в доме мы бы предпочли и остановиться. Есть он среди вас? Покажитесь, дорогой собрат во священстве!
Несколько мужиков почему-то шарахнулись от такого обращения, прячась друг за друга, когда взгляд Аймера скользил по их лицам.
— Так ведь, мессир отец священник, нету кюре… Уже года полтора, а то и два, как нету, — страшно извиняясь за новость всей своей позой, поведал байль. — Ключики-то мы храним бережно — ну как нового пришлют, или вот вы заглянете…
— То есть как — два года нет кюре? — искренне изумился Аймер. Большой приход — еще и Верхний Прад в нем, человек четыреста два года живут без треб? Вот так дела в горах творятся, как потом удивиться, что еретики на воле гуляют и женщины от хабита проповедника бегут в страхе! — Вам ведь поставили священника взамен убитого по нашем отъезде?
